И дам вам сердце новое - Александра Миронова

Тот попытался огрызнуться.

— Много вас тут грамотных развелось, с Интернетом и газетами.

— А что делать, — посетовала Женя, — если мужчины, которые должны защищать нас, слабых женщин, отказываются выполнять свою работу? Дайте мне бумагу и ручку, буду писать заявление.

— Где у вас ее угнали? — нехотя поинтересовался дежурный, выдавая Жене требуемое.

— Я собиралась ее продать, назначила встречу покупателю, он хотел посмотреть машину. Я была с ребенком, он захотел пить, я отошла, когда вернулась, машина уже пропала.

Женя протянула руку к листу бумаги, но дежурный довольно резво прикрыл его своей рукой.

— То есть вы сами дали кому-то ключи, человек уехал, и вы теперь говорите, что машину украли?

— Да нет же! Никому я ключей не давала, он сам как-то завел ее и уехал.

— Машина застрахована? — дежурный продолжал держать руку на листе бумаги.

— Да, — Женя попыталась выдернуть лист бумаги, но полицейский оказался проворнее. Он потянул его на себя и спрятал.

— Девушка, что вы мне голову морочите? Вы знаете, что если вы попросили какого-то своего дружка украсть машину, чтобы получить страховку, то это уголовно наказуемо?

— Да что за бред вы несете? У меня и в мыслях подобного не было, мне необходимо продать эту машину как можно скорее.

Дежурный поднялся и облокотился грудью:

— Ну вот, теперь все ясно. Вы продать не смогли, пришлось украсть, чтобы получить страховку.

Сафронов материализовался рядом и протянул дежурному свой мобильный.

— Это вас.

— Меня? — мужик был сбит с толку.

— Именно.

— Что за…

Вадим Владимирович настойчиво сунул ему телефон в руку.

— Это генерал Шевченко.

Полицейский взял трубку и только со второй попытки смог приложить ее к уху и автоматически вытянулся по струнке.

— Да, слушаюсь, есть.

Разговор был коротким, полицейский вернул мобильник Сафронову и протянул Жене порядком помятый лист бумаги и ручку.

— Пишите заявление, — буркнул он и сделал вид, что очень занят перекладыванием бумажек на столе.

Женя бросила быстрый взгляд на Сафронова, у того даже выражение лица не изменилось.

Она детально изложила все обстоятельства, проследила, чтобы заявление зарегистрировали, сняла на телефон копию и пожелала хмурому полицейскому доброго вечера.

На улице смеркалось. Ужасающая жара спала, вместо нее на город налетел злой сухой ветер, несущий бурю. Он гнал по уставшим за день тротуарам обертки от мороженого, целлофановые пакеты, обрывки газет. Колол лицо, ерошил волосы и загонял в дома запоздавших прохожих. Гроза еще не разразилась, тучи только начинали сползаться, но Женя хорошо знала это чувство — оно было вшито в ДНК, запрограммировано на уровне первобытных рефлексов. Это чувство побуждало как можно скорее оказаться внутри, закрыть все окна, опустить занавеси и спрятаться в своей крепости.

— Ты продаешь машину из-за Левы, — Вадим достал сигарету и прикурил. Поразительно, но ветер на него не действовал. Скорее придавал ему вид скалы, которую не могут пошатнуть стихийные бедствия. У Жени же ноги подкашивались, ей хотелось схватиться за эту скалу и укорениться, чтобы ее не унесло, как Элли с ее маленьким домиком.

— Я не… — Женя попыталась возразить, но осеклась.

— Почему?

— Потому что у его матери нет денег.

— Такие, как ты, не расшвыриваются деньгами даже ради дружбы. — Сафронов сделал первую затяжку, задержал дым в легких и с удовольствием выдохнул. Медленно, чувственно. Тучи за считаные секунды заволокли небо. Ветер начал срывать молодую листву и гнуть деревья. Буря разгоралась. Жене хотелось убраться отсюда как можно скорее.

— Что ты знаешь о таких, как я? — закричала она с обидой, перекрывая ветер.

Вместо ответа Вадим привлек ее к себе и снова поцеловал. Дальше она ничего не помнила. Как они оказались в машине, как они доехали до квартиры Сафронова. Кажется, она все время прижималась к нему, стремясь укрыться от потоков дождя, рухнувших на город. Дворники не справлялись, дорога размылась. У Жени в голове крутилась старая песня про дождь и ветер, когда вдвоем на свете. Словно про них. Сафронов не отпускал ее руки, другой уверенно вел машину. На светофорах целовал ее волосы. Женя понимала, что все это ужасно неправильно, что Лева в больнице, что дома Станислав, что она сейчас пускает свою жизнь под откос, но ей никогда ничего так не хотелось, как ехать в этой машине рядом с этим мужчиной. Вдыхать запах его одеколона, уснуть у него на плече. Ей было страшно, она не знала, как все будет. Но хуже быть не должно. Она просто не представляла, что может быть хуже.

А утром она поняла. Женя проснулась от того, что вся ее подушка промокла насквозь, по ней расползлись черные уродливые пятна от туши, простыни были сбиты. Вадима не было рядом.

Она не ночевала дома, она изменила Станиславу, она осталась без денег и не может спасти собственного сына. Она снова наделала ошибок. Непростительных, за которые должна быть наказана.

Она прислушалась — откуда-то из зала доносилась негромкая музыка. Увертюра из «Фантома Оперы». Женя вспомнила, как плакала, когда впервые увидела его в одном из театров Бродвея. Слезы лились сами по себе, а она их даже не замечала. Впервые в жизни музыка настолько захватила ее, что казалось, внутренних органов не осталось, они скрутились в спираль, вокруг которой плавно перетекали потоки плазмы, доводя кровь до кипения, кружа голову и заставляя слезы капать на выжженную поверхность, туда, где когда-то было ее сердце.

Она провела в Нью-Йорке две недели. Одного дня ей хватило, чтобы прокатиться на туристическом автобусе по симметричным кварталам города, запутаться в них, разочароваться, а остальные тринадцать она ходила на Бродвей. «Фантома Оперы» она посмотрела восемь раз подряд. Плакать перестала лишь на седьмом представлении, но глаза все равно туманились.

Она встала — ее одежда испарилась, никаких пошлых белых рубашек не нашлось. Женя закуталась в простыню и вышла из аскетичной спальни в черную гостиную. Вадим сидел за роялем и, держа сигарету в одной руке, второй наигрывал мелодию.

— Кто тебе больше понравился? — поинтересовался Сафронов, не поднимая глаз.

— Фантом, конечно, — голос Жени охрип.

— Почему «конечно»?

— Он был гением.

Вадим посмотрел на нее. Он был одет в легкие льняные брюки и футболку с коротким рукавом, на руках шрамы, великое множество, некоторые совсем свежие. Женя смотрела на них как зачарованная. Вадим же сверлил ее взглядом.

— И все? Так просто? Гений?

— Он был злом, но гений это оправдывал. Он был мужчиной… с историей, так, что ли? — постаралась объяснить Женя. — Который знал, что такое любить и страдать, в отличие от плоского и совершенно неинтересного виконта.