Камень огня - Таня Хафф

— Конечно, замешан. — Корявые пальцы нервно затеребили вязанье, все еще лежавшее у нее на коленях. — Они всегда замешаны.

— И кто бы ни взял Камень, он, похоже, знает о нас.

— Да уж, кто бы! — Старческий смех едва не превратился в кашель, но шои с видимым усилием предотвратила его. — Королевские стражники гниют на той поляне — тогда зачем тебе пустословить о «ком бы»? Если у короля и нет сейчас Камня, его милостивейшее величество наверняка знает, у кого он. — Она повернулась к Дарвишу. — Разве один из твоих братьев не женился недавно на принцессе Итайли?

— Да.

— Ну вот и ответ.

Дарвиш покачал головой. Он не хотел верить, что это Язимина. Предпочтительнее, чтобы это был кто-то другой.

— Вы этого не знаете, — внезапно сказал Аарон каменным голосом.

— Так ты защищаешь принцессочку, кебрик? — Старуха оскалила практически безукоризненные зубы, усугубляя свое сходство с черепом. — Никому из вас это не принесет пользы. Единственный способ одолеть предателя — это держать его в неведении. А потому вы отправитесь с семьей в Тиволик.

Дарвиш отложил на время мысль о Шахине.

— Что? — спросил он растерянно.

— Ты оглох, парень? Я сказала, вы отправитесь с семьей в Тиволик.

— О-о! — Не такой уж он храбрец, чтобы спорить с этим заявлением. — Почему вы помогаете нам?

— Потому что хотим. — Ее тон утверждал, что лучшей причины и быть не может.

— Тогда мы благодарим вас. — Игнорируя стук в висках, Дарвиш отвесил ей самый любезный поклон и поцеловал сухую и жесткую руку.

— Льстец! — Старуха выглядела довольной. — Теперь убирайтесь. Я устала.

Когда они подошли к двери, шои крикнула:

— Принц!

Дарвиш обернулся.

— Если притронешься хоть к капле вина в моем лагере, я прикажу переломать тебе пальцы.

— Что за прелестная старушка! — прошептал он Аарону снаружи.

Демонские крылья взлетели — безмолвный комментарий, полный сарказма.

— О чем она тебя спросила? — поинтересовалась Чандра.

— Она спросила, не было ли среди моих предков шои.

— Ты рассердил ее.

Аарон пожал плечами. Первые слова старухи задели его за живое. Он ударил по ее гордости. Теперь они квиты.

Той ночью, когда костер горел высоким пламенем, Чандра стояла в тени фургона и смотрела, как Дарвиш делит свое внимание между Фионом и девушкой с короткими кудряшками, смеявшейся низким горловым смехом. Чандра видела, что он поборол свою жажду, и признала силу, которая требовалась, чтобы пить воду вместо вина. И чародейка не могла спорить с его правом получать другие удовольствия, когда их предлагают, но…

Но что? Она и сама не знала, поэтому стояла, смотрела и жевала кончик косы. И удивлялась.

— Он такой хаус. — Тихий голос Фионы едва слышался сквозь разговоры шои и потрескивание костра.

Чандра выплюнула мокрый кончик.

— Хаус?

— Развратник.

Дарвиш обнял девушку за талию и поднял губы к Фионе.

— Да.

— Я имела в виду брата. — Судя по голосу, шои улыбнулась. — Если ты беспокоишься о нем, то могла бы быть там. Они бы уступили место.

— Нет, — вздохнула Чандра, — я не беспокоюсь о нем.

— О?

— Я ни о ком так не беспокоюсь. Я — Чародей Девяти.

Фиона покачала головой.

— Сила — холодный спутник ночью. — Она исчезла так же бесшумно, как появилась.

— Ну, возможно, — пробормотала Чандра, опуская руку в карман, чтобы ощутить успокаивающую форму чаши. — Зато она гораздо интереснее днем.

С другой стороны костра, где языки пламени разрывали темноту на странные пляшущие тени, донесся жуткий вой тростниковой дудки. Чандра узнала инструмент, но не мелодию. Пастухи в деревенском поместье ее отца никогда не играли ничего столь дикарского. К дудке присоединился барабан, затем второй, с более низким звучанием, а потом что-то, совсем ей незнакомое, пробилось и подхватило остальных, с безумной страстью увлекая за собой.

Музыка обжигала кожу, и у Чандры невольно возникла странная мысль, что надо двигаться, иначе она сгорит. Другие чувствовали то же самое и отвечали на этот дикий зов. Сначала один, два, потом хлынувшая масса молодых шои, мужчин и женщин, закружились вокруг пламени. Они притопывали и кружились, полностью завладев вниманием девушки. Музыка стала еще неистовее, и такой же бешеной стала пляска. Теперь Чандра поняла природу этого зова и стиснула зубы.

«Я — Чародей Девяти, — сказала она себе. — Это желание — не мое!»

А затем стройная белая фигура вскочила и закружилась перед костром.

— Аарон? — Прищурившись, Чандра шагнула вперед.

Его волосы заполыхали красным и золотым, подобно шапке пламени, когда он завертелся и подпрыгнул невероятно высоко. Отраженный огонь плясал на его коже, мокрой от пота. Даже шрамы на груди казались каким-то причудливым варварским украшением. Глаза вора были полузакрыты, он весь отдался музыке. Босые ноги ударяли в землю, стены рухнули, и вся страсть, спрятанная за ними, вырвалась с огнем наружу.

Ритм стал быстрее, жестче, и Аарон последовал за ним.

Чандра поискала глазами принца и наконец заметила его: он шел вместе с двумя шои в укромное место за фургонами.

«Обернись, — молча взмолилась она. — Посмотри на костер?» Она знала: если б Дарвиш посмотрел, он бы понял, для кого танцует Аарон.

Но он не обернулся и не посмотрел.

Когда музыка кончилась, тяжело дыша всей грудью, Аарон сжал кулаки и исчез в темноте один.

— Ты слышала, Эйша? Ты слышала?

Сандальщица даже не подняла головы, продолжая невозмутимо шить, когда старик Семал проковылял на дрожащих ногах в открытую дверь ее лавки. Два или три раза за девять дней он узнавал свежий слух у своих приятелей и ликующе разносил его по рыночной площади. Эйша много лет назад перестала волноваться.

— Что я слышала? — спросила она, критически рассматривая свою работу.

— Ну… — Семал осторожно опустил свои хрупкие кости на коврик, потом потратил еще минуту, чтобы натянуть халат на костлявые ноги. В тех штанах, что носили молодые, он просто не видел смысла. — У Барики — ты ее знаешь, младшая дочь колбасника — есть дружок, Хабиб. А у того есть младший брат, он служит во дворце пажом его превосходительства лорд-канцлера.

Он помолчал, и Эйша хмыкнула, отмеряя длину кожаного ремешка.

— Так вот, младший брат Хабиба, этот паж во дворце, сказал Хабибу, тот рассказал Барике, она рассказала своему отцу, а тот сказал мне.