Канцелярская крыса - Константин Сергеевич Соловьев

дело было в том, что Герти знал, кто управляет этими невыразительными глазами. И от этого знания порой перехватывало дыхание. Это было как… смотреть в вечность. Или в колодец мудрости, таящий в себе нечто столь же непостижимое, сколь и волшебное.

Сейчас за ресторанным столом происходило, быть может, первое в человеческой истории явление. Беседа человека и машины. Беседа не хозяина и слуги, но равных индивидов. Не просто ключевая, но, быть может, эпохальная сцена во всей человеческой истории. Все газеты мира наблюдали бы за ней через своих репортёров, протоколирующих каждый произнесённый звук, если бы предполагали, что именно сейчас происходит в полупустом ресторане одной захолустной гостиницы на далёком острове в уголке Тихого океана.

Это было чрезвычайно волнующе, и Герти чувствовал, как сухо делается в горле. Пришлось отпить немного осточертевшего чая, чтоб смочить его.

— Возможно, нам стоит побеседовать о некоторых вещах, мистер Иггис, — сказал он, когда почувствовал, что голос в полной мере ему повинуется, — Мне кажется, у нас накопились темы для разговоров.

«Мистер Иггис» реагировал медленно. После каждой фразы Герти он на миг замирал. Вероятно, в этот момент внутри его черепа крутился валик, отсчитывая тысячи и тысячи отверстий, а звон маленьких молоточков напоминал оглушительное и беспорядочное птичье пение.

— Здесь написано «Я знаю, кто вы», — медленно сказал он, разглаживая бумажный лист пальцами. Пальцы, как только сейчас заметил Герти, выглядели куда правдоподобнее лица. Кожа казалась более естественной, живой. Мастера, делавшие каучуковые формы для ладоней автоматона, видимо, оказались старательнее своих коллег, занимавшихся прочими частями тела.

— Это так. Я знаю, кто вы.

Показалось ему или нет, но в мёртвых равнодушных глазах автоматона мелькнул огонёк. Не горячий, как огонёк свечи, скорее, что-то вроде семафорного огня. Холодный рассеянный свет, несущийся навстречу в ночи. Герти не к месту вспомнил безумный поезд из метрополитена и закусил губу.

— Вы знаете, кто я… — медленно повторил за Герти «мистер Иггис», — Потрудитесь сказать, что это значит?

— Я знаю вашу тайну. Знаю, кто вы такой на самом деле, мистер Иггис. Или вас лучше называть другим именем?

«Мистер Иггис» дёрнулся на своём стуле, что не укрылось от внимания Герти. Оказывается, и автоматоны умеют нервничать. Должно быть, дрогнул какой-то молоточек или шатун допустил промедление. В конце концов, кто сказал, что стальные нервы не знают колебаний?..

— Как вы узнали?

Герти мысленно улыбнулся, услышав этот вопрос. Судя по всему, механический разум сейчас тщетно обрабатывал множество данных, пытаясь понять, где был допущен просчёт. Это был краткий миг торжества человеческого разума, который согрел Герти изнутри. Доказательство того, что человеческий разум ничуть не уступает искусственному, по крайней мере, на сегодняшний день. Герти испытал гордость за весь человеческий род.

— Всего лишь наблюдение и анализ, — делано-небрежным тоном обронил он, — Моя работа требует внимательности, даже, если хотите, въедливости. О да, вы даже не представляете, сколько вещей приходится одновременно держать в голове. Требуется известная выдержка и умение сопоставлять множество фактов. Это моя работа.

— Вы наблюдали за мной?

— Да. Извините, это вышло не специально. Честно говоря, вы с первого дня затронули моё любопытство.

— Чем же? — спросил автоматон, равнодушно разглядывая Герти.

— М-ммм… Своей неброскостью, пожалуй. Вы переусердствовали с маскировкой. Перегнули палку. Вам надо было оставаться незаметным, вы же стали попросту бесцветным. Но работа очень хороша, признаю. Не будь у меня столько времени…

Герти отхлебнул чай и, забывшись, обжёг язык. Сейчас, когда самое сложное уже было позади, он чувствовал себя увереннее с каждой секундой. Очевидно, что автоматон не готовится к решительным действиям или бегству. Он заинтригован. Он удивлён тем, как ловко простой человек проник сквозь его маскировочные слои. Не профессиональный сыщик, не какой-нибудь промышленный шпион или ищейка «Братьев Бауэр», а обыкновенный деловод Гилберт Уинтерблоссом.

— Ошибка маскировки, — «мистер Иггис» медленно кивнул, — Я понял. Что ж, возможно вы и правы, я переусердствовал. Всякое внимание казалось мне чрезвычайно опасным. Я хотел исключить даже мельчайшую вероятность того, что кто-то меня опознает. Это было недопустимо.

Огонёк в его глазах разгорался и уже не казался Герти столь холодным. Что-то почти человеческое промелькнуло во взгляде «мистера Иггиса». Что-то, что можно было принять за отголосок человеческого чувства.

«Он учится, — восхищённо подумал Герти, забыв про обожжённый язык, — Чарующее зрелище. Машина учится у человека…»

— Что вы от меня хотите?

— Извините, не уверен, что допустимо ставить вопрос именно таким образом…

— Что вы от меня хотите? — повторил автоматон, неотрывно глядя прямо в глаза Герти.

Обретённая было уверенность вдруг стала рассыпаться подобно карточному домику, тронутому слабым сквозняком. Вопрос был задан таким тоном, что уклониться от него не представлялось возможным. Это нарушало планы Герти, который собирался подводить автоматона к своему предложению медленно и постепенно. Но, кажется, тот сам желал форсировать события, ломая выстроенную человеком тактику.

— Если честно, есть одна вещь, в которой вы можете мне немного помочь… — сказал Герти, немного теряясь от подобного напора.

— Сколько вы хотите?

Подобная прямота оскорбила Герти. Автоматон с самого начала знал, что человек попросит у него денег. Обычный шантаж. Как это характерно для людей с их низменными и алчными инстинктами. Конечно же. Чего ещё мог хотеть человек, случайно ставший свидетелем величайшей тайны?..

— Простите! — воспротивился Герти, возмущённый в лучших чувствах, — Вопрос стоит не так. Вы несколько смещаете…

— Сколько. Вы. Хотите.

Автоматон выжидающе смотрел ему в глаза. Взгляд его уже не казался Герти механическим. Безэмоциональным — возможно. Но вполне человеческим, пусть даже и сокрытым мутным стеклом очков. Этот автоматон, хоть и был создан недавно, судя по всему, уже прошёл школу жизни. Он знает, что такое человек. Потому и бежит с острова. Слишком хорошо знает…

Герти понял, что говорить что-то бессмысленно. Бессмысленно заверять автоматона в своей преданности или восхищении, бессмысленно нести благостную чушь о равенстве разумных индвивидов. Бессмысленно сопереживать. Это механическое существо успело заглянуть в человеческую душу. И увидело там достаточно. Разговора не будет.

— Десять фунтов, — пробормотал Герти, безотчётно комкая салфетку, — Десять фунтов будет достаточно.

— Совсем немного, — заметил «мистер Иггис», — Я удивлён. Дело ваше. Я дам вам деньги прямо сейчас. Вы ведь не захотите подняться в мой номер?

— Кхм…

— Я так и думал. Ждите меня здесь. Я спущусь с деньгами. Передам их вам. И немедленно покину гостиницу. Больше вы меня не увидите.

«Мистер Иггис» шевельнулся, словно собирался вставать. Герти понял, что сейчас всё и закончится. Эпохальное событие завершится и, слава Богу, за ним не будут наблюдать тысячи журналистов. Иначе на следующий день на передовицах всех газет появилось бы лицо Гилберта Уинтерблоссома, обескураженное и смущённое подобным финалом.

Диалога машины и человека не получилось, вернее, получился, но в таком ключе, что хуже и не придумаешь. Машина попросту спроецировала на человека всё то, что было ей известно о человеческой природе. Алчность и жадность. Машина не