Право на дочь - Чарли Маар

class="p1">Снова думаю о кресле в машине Борцова. Он ведь даже цвет явно выбирал. Взял не чёрное, не синее, не зелёное. Розовое. Специально для девочки.

От этой мысли в горле у меня встаёт комок и дышать становится трудно.

Никто и никогда ничего не делал для моего ребёнка. Кроме меня самой. И, честно, я даже не представляла, насколько это приятное чувство, когда ты знаешь, что твоего ребёнка любят. О нём заботятся, ради него стараются.

Наверно, женщины, растящие своих детей в полноценной семье, испытывают это счастье каждый день, когда смотрят на то, как их мужья заботятся о своих детях...

– Зайка иди сюда, дай мне ручку, – подхожу к Асе и сжимаю её маленькую ладошку в своей руке. – Здесь народу много, можно потеряться.

Дальше через Александровский парк мы идём пешком. Несмотря на то, что уже середина осени, погода сегодня выдалась замечательная. Солнечно и сухо. И ветер не такой сильный, как обычно бывает в Питере.

– Так я плава? – взяв меня за руку, Асёнок второй ладошкой цепляется за руку Лёши, так, чтобы мы шли втроём.

Мы подходим к луже, и малышка поднимает ноги, прижимает коленки к груди и повисает у нас на руках. Мы с Боровым подтягиваем её вверх, чтобы пронести через лужу.

– Права. У меня действительно дочка.

Резко разворачиваю голову на Лёшу, услышав его ответ. Моё сердце, обрушившись вниз, замирает и, кажется, вообще перестаёт биться.

– А потему ты её с шобой не взял? А школько ей лет? А как её зовут?

Нервно сглатываю крепче цепляясь за ручку дочери и слежу за взглядом Борцова, который на мгновение касается моего лица, а потом снова возвращается к Асе.

– Я тебе потом про неё расскажу, ладно? А то мы сейчас билеты в зоопарк купить не успеем и всё, на медведя не посмотришь.

Асёнок на мгновение хмурит брови, раздумывая над Лёшиными словами, но потом, видимо, решает, что медведь ей сейчас более интересен, и с деловым видом кивает.

Отстояв очередь в кассе, мы проходим вглубь зоопарка, где у Аси тут же разбегаются глаза.

Последний раз мы с ней были в зоопарке ещё в Рязани. Асёнку тогда было всего полтора года и, конечно, она ничего не помнит. Так что сейчас всё равно что пришла впрервые. Да и масштабы Рязанского зоопарка с Питерским, конечно, не сравнить.

– А где медведь? Давайте школее на него пошмотлим! – визжит, изо всех сил таща нас с Борцовым за руки, чтобы мы шли быстрее.

– Уверена, что хочешь сразу к медведю? Может, по очереди всех животных посмотрим? Постепенно и до медведя дойдём? – улыбаюсь, следя за тем, как Асёнок бегает глазами по пространству, выискивая белого мишку, о котором им рассказывали в саду.

– Не, давайте сяс слазу медведь, а потом остальных пошмотлим!

– Ну нам же все равно мимо клеток и вальеров идти. Тебе разве не будет интересно посмотреть кто в них сидит? Вон смотри, там слева, например, обезьянки. Что совсем не хочется глянуть? Ну хоть одним глазком.

Ася дёргает голову по направлению моей руки, и я как в замедленной съёмке наблюдаю за тем, как её голубые глазки расширяются от восторга, когда она смотрит на маленьких обезьянок, перепрыгивающих с ветки на ветку.

Секунда, и она вырывает ладошки из наших с Лёшей рук и уносится в сторону клетки.

Автоматом дёргаюсь за ней следом, но в этот момент рука Борцова сжимает мою, удёрживая меня на месте.

– Пусть идёт, Снежан. Мы же здесь рядом, видим её. Ассоль никуда не денется.

Почему-то имя дочери из уст Борцова режет слух. Не потому, что мне неприятно. Просто... непривычно как-то.

Я никогда не называю Асю полным именем. Точнее, в крайне редких случаях. Для меня она мой маленький Асёнок.

Хотя её имя мне очень нравится. Оно красивое, нежное и... какое-то особенное что ли. Но почему-то я всегда остерегалась произносить его вслух. Наверно, боялась, что для меня это будет болезненным напоминанием о том, что это имя для Аси придумал её папа...

– Снежан, я хотел поговорить с тобой. Насчёт денег...

– Каких денег? – оторвав взгляд от дочери, непонимающе смотрю на Лёшу.

47 глава

Снежана

– Каких денег?

– На воспитание и содержание дочери, – поясняет Борцов.

Звучит настолько сухо, что я уже собираюсь ринуться в бой и высказать мужчине, что никакие его деньги нам с Асей не нужны, и что я вполне сама справляюсь. Даже рот успеваю открыть, но Лёша не даёт мне сказать, продолжив говорить:

– Вы теперь не одни. И я тоже хочу и буду принимать участие в жизни дочки. Мне необходимо знать, что ей вообще требуется, в какие кружки она ходит и сколько стоит их посещение? Хочу знать о тратах на одежду, игрушки, еду, квартиру. Чёрт, – выдыхает он, проведя пятернё по волосам, – я ведь практически не знаю ничего о ней. Мне хочется стать частью её жизни не только на словах или не только при встречах и прогулках. Я хочу, чтобы у неё всё самое лучшее было, Снежан. Лучший детский сад, лучшая секция, лучшая школа потом. И мне в этом нужна твоя помощь.

Я сглатываю горечь, скопившуюся в горле, пока Лёша говорил, и шумно втягиваю в лёгкие воздух. В броне, выстроенной вокруг моего сердца, вдруг появляются трещины. Никогда бы не подумала, что это настолько больно.

Мне тоже хочется, чтобы у Аси было всё самое лучшее. Многое из того, чего бы я хотела сделать для дочки уже сейчас, я пока не могу себе позволить, и это очень угнетает.

Наверное, это ужасно глупо и эгоистично бить себя в грудь на данный момент и отказываться от Лёшиной помощи исключительно из соображений самолюбия и гордости. Моя дочь всё-таки не инструмент манипуляции над Борцовым и демонстрации собственной независимости.

Она и его дочь тоже.

Он её папа.

Я не могу так. Не могу просто и всё.

Обхватив себя за плечи руками, коротко киваю и прикусываю нижнюю губу.

– Я поняла, Лёш. Хорошо. Давай обсудим это позже. Только сразу хочу предупредить – любая твоя помощь должна будет касаться исключительно Аси напрямую. Остальные расходы – это уже моё дело. Например, квартира, еда. С этим я справляюсь.

– Не хочу, чтобы ты думала, Снежан, что я пытаюсь обвинить тебя в несостоятельности или плохой заботе о дочке.