Ричард Длинные Руки. Ричард и Великие Маги - Гай Юлий Орловский

Закончив, обе быстро и шустро взяли платье, я уж думал, повесят в один из длинных, на полстены шкафов, подхватили тазик и, торопливо присев на прощание, поспешили к дверям в коридор.

Хрурт загодя отворил перед ними дверь, обе выскользнули с теми же склоненными головами. Дескать, ничего не видели и не слышали, хотя, понятно, еще до утра все придворные, у которых день начинается с наступления вечера, будут знать, в чьей постели герцогиня провела всю ночь, а это значит намного больше, чем торопливый коитус в альтанке.

Я с интересом смотрел, как герцогиня откинула край одеяла и легла на спину, глядя в потолок.

– Ваша светлость, – произнес я с иронией.

– Ваше величество?

– Мы же взрослые люди, – напомнил я. – Я вот даже настолько взрослый, что со своим телом давно заключил соглашение. Оно не лезет в мои дела, а я иду навстречу его запросам.

– Ваше величество?

– Раздвиньте ноги, – посоветовал я. – Можете даже согнуть в коленях.

Богу – Богово, кесарю – кесарево, а для меня эти духовные и телесные запросы идут хоть и рядом, но врозь, даже не соприкасаясь. Во всяком случае, Библию понимаю именно так, хоть и не читал ни разу, а это значит, все другие прочтения неверны.

Герцогиню я откесарил быстро и по-крестьянски, плотские запросы есть плотские, они тоже мои, но после кесарения Боговы запросы поднялись наверх и заставили напряженно думать о проблеме трудной состыковки рыцарского мира и мира просвещения.

Герцогиня осталась лежать молча, молодец, в таких делах всю инициативу лучше отдавать мужчинам, так те чувствуют себя увереннее, а женщины сохраняют нити влияния.

Я зевнул, сказал буднично:

– Спокойной ночи, ваша светлость.

Она ответила тихим и подчеркнуто покорным голосом:

– Спокойной ночи, ваше величество.

Хрурт повернулся у двери, показывая, что заметил, как я проснулся, но застыл, делая вид, что вовсе не следил, начнет душить меня герцогиня ночью или не начнет.

Я с минуту полежал неподвижно, выстраивая в памяти, что сделать прямо вот щас, что немедленно, а что еще раньше, все-таки земля горит под ногами узурпаторов, а мы и не видим, нехорошо. И вообще никто не видит этого огня, даже местные, что совсем странно и непонятно.

Герцогиня в самом деле еще спит, женщины ближе к животным, это человек спит меньше всех на свете, лицо разрумянилось, пудра ссыпалась, но щеки не стали гаже, напротив, румянец ни одну женщину не портит.

Она ощутила мой взгляд, веки затрепетали, глаза распахнулись широко и в испуге, но тут же расслабилась, полные губы чуть дрогнули в улыбке.

– Ваше величество…

– Герцогиня, – ответил я в тон. – Как спалось?

– Как убитая, – сказала она с неловкостью, – хотела сказать, как бревно… но испугалась, вдруг в самом деле была бревном?

– Нет-нет, – заверил я, – бревна не бывают такими мягкими и теплыми.

Она улыбнулась шире, а я подумал, что вообще-то женщины все здесь в постели просто бревна, так принято, и когда говорят, что такая-то уступила такому-то или даже отдалась, то, значит, позволила себя уложить и раздвинуть ей ноги.

Я сел в постели, привалившись спиной к обитой чем-то мягким конструкции ложа, в моей ладони моментально появилась чашка изумительной красоты. Черный кофе хлынул в нее толстой струей, по спальне пошел изумительный бодрящий аромат.

– Герцогиня…

– Ваше величество…

Она села рядом, с поклоном приняла из моей руки. Я смотрел, как аккуратно взялась за фигурную ручку чашки, сделала осторожный глоток.

Заметив мой пристальный взгляд, тревожно осведомилась:

– Я ничего не нарушаю?

– В каком смысле?

– Ваших обычаев, – пояснила она. – Стараюсь следовать им, но если где-то невпопад, то не щадите.

– Я похож на милосердного? – изумился я. – Герцогиня, у нас нет сложных ритуалов. Мы все упростили. Потому вы все делаете правильно, все как бы… да, именно вполне.

– Спасибо, ваше величество, – ответила она почтительно. – Я стараюсь. Я же чувствую женским сердцем, что вы можете намного больше, чем все предыдущие правители империи.

Она не сказала ни «короли», ни «императоры», обойдясь более общим термином, что я оценил, молодец, над каждым словом думает.

– Спасибо, – ответил я, – позвольте…

Она сидит со мной рядом, и когда на коленях возник поднос с роскошнейшим тортом из шоколада, вздрогнула чуть-чуть, почти незаметно, тут же впилась взглядом в это сооружение, где верхний слой из нежнейшего крема, а там красиво вкраплены просвечивающиеся в лучах солнца крупные красные ягоды малины.

– Угощайтесь, – предложил я. – Сладкое – это энергия, а нам так много предстоит сделать в этой жизни.

Она бросила в мою сторону взгляд искоса.

– Вы так серьезно это сказали, ваше величество.

– Правда?

– Потому что вы в самом деле, – ответила она, – делаете… Абсолютное большинство даже в высшем свете заняты только любовными играми, карнавалами, маскарадами, и даже конец света ничего не изменил!.. И даже сейчас…

Я взял кусок торта, в самом деле хорош, все ингредиенты в меру, поинтересовался:

– А что теперь?

Она посмотрела с мягким укором.

– Ваше величество… Мир уже не будет прежним. А каким, мало кого интересует. Просто живут.

– Вас интересует, – напомнил я. – Даже очень. Не так ли? И вы хотели бы как-то принять участие. Я не ошибся?

Она ответила с подчеркнутой покорностью:

– Ваше величество, располагайте мною во всем так же, как располагаете в постели.

– Хорошее сравнение, – согласился я. – Только в работе у меня требований побольше, чем в постели.

– Ваше величество, я слишком долго была отстранена от любой работы на благо империи.

Я кивнул, лицо держу довольное, я тоже умею ссылаться на благо империи, даже если какую дуру тащу на сеновал или играю в карты, но язык дан человеку для того, чтобы укреплять общество, потому сказал благосклонно:

– Работы у всех нас будет много. Уже много.

Умальд из коридора впустил фрейлин, обе снова под придирчивым взглядом Хрурта проскользнули в спальню тихие и молчаливые, не поднимающие взгляда от пола.

Я передал одной поднос с остатками торта, поднялся. Вторая держит в руках платье герцогини, я видел, как испуганно посмотрела на меня, а потом на мои штаны, небрежно брошенные на спинку кресла.

Никто из вельмож не одевается сам, а у старшего звена не меньше трех-четырех лакеев присутствует и прислуживает. Вообще-то даже при пробуждении в спальню набивается куча придворных, это считается величайшей честью присутствовать и дожидаться, когда король просыпается, но здесь такое пресекается бдительным сэром Норбертом на корню еще у входа во дворец.