Королевская канарейка - Анна Кокарева

Далее, без больших обиняков, владыка был выпровожден, и я тут же услышала в голове сухой кошачий шепоток:

— Богиня, если мальчишка будет сильно донимать, бросай дворец и перебирайся ко мне. Предлагаю сегодня обойтись без занятий: я покажу тебе пущу, познакомлю с эльфами; Трандуил-то никого не подпускает, да? Ты никого и не знаешь толком, не считая, конечно, бедолаги Ганконера, — и кошка у меня в голове рассмеялась, а я поняла, что чтение мыслей не предел — старая ведьма может ещё и свои передавать.

22. Пуховые каникулы

Сон или смертный грех —

Быть как шелк, как пух, как мех,

И, не слыша стиха литого,

Процветать себе без морщин на лбу

© Цветаева

Для столь древнего существа моя учительница удивительно легка в общении. Интересно, сколько у неё под этой маской других. Небось, как кочан зимней капусты: вдруг не облупишь. И хорошо. Вполне могу себя уподобить еврею из анекдотика, в котором ему сообщали, что в его отсутствие соседи его ругают. На что еврей благодушно отвечал, что в его отсутствие могут даже таки бить. Вот и я: поулыбайтесь мне в глаза, скажите что-нибудь хорошее, а что уж за глаза да про себя — это дело десятое. Не бьют, и на том спасибо. Мда, отчасти напоминает циничный подход владыки, позволяющего думать что хочешь, при условии, что это не озвучиваешь.

Вспомнив предупреждение Радагаста, торопливо сообщила, что в голову мне лучше не лезть, во избежание ухудшения здоровья.

— Не переживай, не буду. Мне ни к чему.

Ну конечно, то-то мне резко поплохело… Эта ослепительная красавица с белоснежной гривой и огромными голубыми глазами, так талантливо косплеила ехидную, но добродушную пожилую даму, что хотелось поверить. Но если ей двенадцать тысяч лет, а владыке только пять, то примитивный подсчёт показывает, что в ней сидит два-два с половиной Трандуила (а прикольно измерять степень коварства персонажа в трандуилах, хе-хе, если владыку принять за единицу, то стандартный человек, наверное, будет 0,001 трандуила, ихихи)

— Ладно, я немножко копнула, но больше не буду. Вижу, плохо сказывается. Но богиня, поверь, я желаю тебе только лучшего, — кошачий голосок в голове истекал медком.

— Двенадцать тысяч лет… не устаёшь ли от жизни за такое время?

— Кто устал, тот и не живёт, — мда, голос весьма жизнелюбивый.

Но всё-таки она производит впечатление очень бодрой и злокозненной бабки, и, пообщавшись буквально десять минут, начинаешь ощущать её именно такой, какой она хочет показаться. Смотришь как будто сквозь молодость и красоту, а там такое интересное существо, что красота уже всё равно, есть или нет.

— Почему не вы правите королевством?

— Милочка, а мне оно надо? Я стара, а не глупа. Должность-то собачья. И я тебя уверяю, если Трандуил вдруг решит отказаться от короны, что, конечно, маловероятно, его будут слёзно упрашивать остаться, а потенциальные кандидаты начнут разбегаться, как тараканы. Над королём и наследником в Эрин Ласгалене трясутся. Но! Это не повод давать мальчишке жульничать!

Ну канеш он для неё мальчишка… если с этого, как его там, «шмелиного» возраста она его учила. Это ладно. Всё-таки, чего она хочет от меня? Какова мотивация?

— Цветочная Королева должна быть счастлива и свободна, — с твёрдостью произнесла госпожа Силакуи, — я не допущу нарушения традиций.

— Так меня вроде бы и не ограничивают.

Та только посмотрела и хмыкнула, при этом излучая такое искреннее беспокойство обо мне, прям вот родственное, что я купилась. Не умом, чем-то другим. Всё-таки действует на меня её архетип матери. Удивляться не приходится — он и на Трандуила действует, а уж я ему не чета. И мы собрались, тепло оделись, сели на лошадок (мне пытались пропихнуть оленя, но я настояла на Репке) и поехали. Мортфлейс госпожа Силакуи брать с собой не хотела, заверяя, что в её присутствии и без охраны со мной ничего не случится, но я, помня вчерашние события, посчитала, что она не будет лишней. Дескать, счастливая и свободная богиня находит её общество приятным. Силакуи фыркнула по-кошачьи, но смолчала. Мортфлейс же посмотрела с благодарностью: уверена, для неё это служба не только мне, но и Трандуилу, и проштрафиться, пустив богиню гулять без присмотра, она не хочет. И очень она как-то естественно помогла мне запрыгнуть на Репку, подставив ладони.

* * *

Жила она в огромном белоснежном дереве, одиноко стоявшем на лугу у реки.

— Это мэллорн?

— Нет, богиня, мэллорны не прижились у нас, — как показалось, с печалью ответила Силакуи, — это ясень. Просто очень старый, и мы настолько сроднились, что сейчас он больше похож на меня, чем на то, чем когда-то был.

Лошадки остались внизу, на первом, если так можно выразиться, этаже, с земляным полом, покрытым сухими листьями, и с яслями, полными сена, где за ними присматривали местные брауни. От дворцовых они отличались — если те как бы свивались из теней, вырастая из пола, то эти более походили на крупных, в пол-человеческого роста мышей, стоящих на задних лапках, невидимых почти всегда, но иногда проявляющихся.

И настолько хорошо мне показалось в этом не слишком просторном жилище, что, вместо того, чтобы погостить пару часов и уехать, я провела здесь, совершенно нежданно, пару недель. Королевский дворец был огромен и мрачноват, а в светлых комнатушках ясеня, набитых всяким волшебным, но не ужасающим скарбом, я чувствовала себя в гостях у очень, очень, очень любящей бабушки. Травник с лимонными пирожными (оказалось, они есть в этом мире! Ну, или есть для меня), путешествия в гости к окрестным эльфам. Я познакомилась с удивительными существами, и все были рады мне. Чистота, достоинство и никаких аспидов или бокалов крови, стоящих на полу в ожидании, пока за ней явится демон.

Я познакомилась с портным, создавшим мои платья, и была поражена, как дрогнуло его холодное лицо, когда я восхитилась ими. Так, как будто он не знал и был не уверен в своей гениальности, и вот сейчас понял, что жизнь удалась — только потому, что богиня сказала об этом. С болью в сердце подумала, что, наверное, любой творец часто чувствует себя шарлатаном, и, когда уверяется (а я богиня, они верят, когда говоришь!), что, оказывается, не шарлатан, а совершенно настоящий волшебник, расклеивается и начинает плакать, полностью теряя лицо. В случае с эльфом не плачет, но лицо потрясённое. Всё-таки стрёмно быть богиней. Мне пришлось научиться быть чуть холодноватой, глядя на любые, самые восхитительные вещи, и смотреть как бы сквозь них, потому что любой понравившийся предмет, что бы это ни было, тут