Коп из захолустья - Борис Громов

Надо же, узнал. Впрочем, если бы я с кем-то познакомился при таких обстоятельствах, тоже вряд ли забыл бы. А вообще – молодец мужик. Лицо невозмутимое, голос ровный и спокойный. Словно и не его «госпожа» в кожаном корсете и сапогах на высокой шпильке плеткой стегала.

– Как скажете, – легко соглашаюсь я. – Давайте поступим следующим образом: супругу вашу мы привлекать к нашим, сугубо мужским разговорам, не станем. Останемся втроем: я, вы, мистер Айзенберг, и Ричард. Я вам в общих чертах рассказываю, в чем дело, а вы уже сами решаете, нужен вашему сыну адвокат, или нет. Если нет, то общаемся в тесном кругу, если да – все будет официально, строго под протокол и в участке. Подходит такой вариант?

У миссис Айзенберг явно какое-то свое мнение по данному поводу, но мистер Айзенберг, похоже, подчиняться женщинам любит только за деньги и в специально отведенных для этого местах. Дома же – глава семьи и «добытчик мамонтов». Короткий взгляд, кивок, и супруга покорно покидает гостиную. А хозяин дома жестом предлагает мне разместиться на уютном диване, а сам опускается во второе кресло, рядом с сыном.

– Итак, господин старший детектив, я вас слушаю.

Слушаешь? Ну, слушай, слушай.

По ходу моего рассказа Дикки все сильнее бледнеет, а вот лицо Айзенберга-старшего, напротив, наливается кровью и становится темно-бордовым. Как бы его мои «веселые истории» до инфаркта не довели.

– Словом, примерно ситуация выглядит вот так, – подвожу итоги я. – И вариантов ровно два. Первый: ваш сын – излишне доверчивый молодой человек…

Боже мой, что я несу? Доверчивый и наивный, мать его, не в обиду миссис Айзенберг будет сказано… Но нужно дать людям возможность выбора. Ну, или хотя бы ее иллюзию.

– … не сумевший вовремя понять, что происходящее – далеко не безобидный розыгрыш, а преступление. И сейчас, движимый раскаянием и искренним желанием помочь расследованию, он вспоминает и предельно подробно, и максимально честно рассказывает все, что знает. Прямо сейчас и здесь. И тогда он – очевидец произошедшего.

Что-то не вижу я в глазах Айзенберга-младшего искреннего желания вставать на путь исправления и сотрудничества со следствием. Вижу только панику затравленного, не знающего, что предпринять, труса. Ничего, сейчас мы это поправим.

– Либо ваш сын воспользуется своим конституционным правом на молчание, вы вызываете адвоката, а я выдвигаю ему, как соучастнику, обвинения сразу по четырем статьям: преступный сговор, похищение человека, пособничество террористам и государственная измена. И поверьте, там одной последней статьи хватит для того, чтобы наш малыш Дикки из этого великолепного кресла пересел прямиком на электрический стул.

Лицо Айзенберга-старшего уже не багровое, оно почти черное.

– Ты во что вообще влез, паршивец?!

– Папа, я…

– Заткнись и слушай меня! Ты сейчас рассказываешь все, вообще все, даже честнее, чем на исповеди! – Бернард оборачивается ко мне. – Детектив, я могу быть уверен, что в случае полного сотрудничества вы не предъявите сыну никаких обвинений?

Слово «никаких» Айзенберг выделяет голосом очень заметно. Я лишь молча киваю в ответ.

– Но папа, там про наркотики… – жалостливо блеет Дикки.

– Вот я понять не могу, как у такого толкового и быстро соображающего отца выросло такое тупое пугало? – негромко, словно в пространство, ни к кому конкретно не обращаясь, произношу я глядя в окно, а потом резко разворачиваюсь и впиваюсь взглядом в перепуганные глаза Ричарда. – Да плевать я хотел на наркоту, кретин. Для этого УБН[91] есть. Я ловлю убийц и киднепперов. Мне твоя «травка» вообще не интересна!

Если бы взглядом можно было убить, то Айзенберг-младший сейчас должен был просто на молекулы рассыпаться. А Бернард, глядящий на него, словно удав на кролика, медленно роняя каждое слово, произносит.

– Рассказывай. Все. Живо!

Знаете, даже меня проняло, чего уж о его сыночке-тюфяке говорить. И куда его, такого, в мазохисты понесло? Ведь между этим разъяренным мужчиной и тем, кого я за ногу из-под широченной койки с балдахином тянул – ну ничего же общего. Или он просто хотел роль сменить и с противоположной стороны на жизнь глянуть? Не знаю…

Похоже, Дикки отца в таком состоянии видеть тоже не привык, потому что перепугался еще сильнее, хотя казалось бы, куда уж больше-то, и залепетал что-то маловразумительное, зато очень быстро. Пришлось останавливать, отпаивать водичкой и просить с самого начала, медленно и разборчиво.

В общем, если отбросить сопли, вопли сожаления и прочую шелуху, картинка выходила следующая: как у любого уважающего себя тусовщика и торчка, у Ричарда постоянно были проблемы с деньгами. Отец, конечно, подкидывал «на прокорм», да и маму время от времени удавалось разжалобить на какие-то суммы… Но на «красивую», с его точки зрения, жизнь – не хватало, а идея устроиться работать в юную голову как-то не забрела. Закончилось все вполне предсказуемо и закономерно: крупным долгом перед какими-то настолько откровенно криминальными упырями, что приличным домашним молодым людям, вроде Дикки, даже о существовании таких лучше бы и не знать вообще.

Сначала в долг давали легко и помногу. Потом «кредитную линию» прикрыли и начали намекать на возврат. И, в конце концов, пригрозили переломать ноги, в назидание всем прочим должникам из числа «золотой молодежи». Вот это, к слову, нужно бы запомнить и разобраться, что за бодрые ребята у нас начали «сильверспунов»[92] доить… Не сейчас, понятное дело, убийство и похищение человека в безусловном приоритете, но… Но зарубку на память поставить нужно.

А Айзенберг-младший, время от времени хлюпая носом, продолжал свою «исповедь». Сначала надеялся отдать, перехватив крупную сумму у родителей по какому-нибудь случаю, но не успел – начали капать проценты, а потом и проценты на проценты. Словом, шансы выбраться из кабалы стали уже совсем призрачными, а вот перспектива переломанных ног и раздробленных коленных чашечек становилась все вероятнее. Перепуганный Дикки уже совсем было решился падать в ножки отцу и молить о помощи, как вдруг появились «эти». Крепкие и явно уверенные в себе мужчины средних лет, каждому из которых он смог дать вполне неплохой словесный портрет, подошли прямо на улице возле ночного клуба «Мурена». Вежливо сообщили, что должен он теперь им. И они калечить Ричарда совсем не собираются, наоборот, думают списать ему всю задолженность в обмен на небольшую услугу. Все просто: в назначенный день и в оговоренное время нужно привести Дженнифер Грэм в клуб «Черная роза», дождаться там условного сигнала от одного из «кредиторов» и исчезнуть оттуда по тихой грусти.

– Я же не знал, что там все настолько серьезно! – заламывая руки, полушепотом возопил этот идиот.