Что было пороками, стало нравами - Сергей Исаевич Голод

уранизм. На это указывает, в частности, приведенный мною, хотя статистически скудный, но исторически устойчивый ряд наблюдений от Ип. Гарновского и И. Гельмана через Е. Деревинскую (см.: Деревинская 1965) до Б. Ламблен и Кудашеву-Роллан. Одна из возможных интерпретаций сапфического эроса может быть следующей. В гомогенных отношениях «ласки» («petting») предназначены не для того, чтобы завладеть партнершей, а чтобы с их помощью преодолеть разъединение, стереть границы чужого мира. В акте эротического присвоения тела Другого субъект сам становится Другим, но не посторонним (не угрозой), а любимым, разрушая тем самым иерархию, снимая противоречие «верха» и «низа». Между партнершами (если они не имитируют гетеросексуальный акт) возникает взаимность, каждая из них является в одно и то же время и субъектом и объектом (а не «бучем» или «феном»): двойственность выливается в согласие и на этом пути достигается наслаждение.

Невольно задаешься вопросом: неужели ироническая эпиграмма поэта оказалась пророческой? Так ли уж тесно сопряжено формирование женской субкультуры, мифологии, религии, философии и т. п. с почвой известного греческого острова? Напрямую ничто не свидетельствует об этом. Достижения женского эмансипаторского движения минувшего века в большей мере запечатлены в публичной сфере (право голоса, высшее образование, профессиональные, экономические позиции и т. п.), чем в приватной (распространение зоны сожительства (cohabit) и «внебрачной» рождаемости, т. е. отрицание бинарности). Дальнейшие перспективы этого движения (и в первую очередь в интересующем нас аспекте) настолько захватывающи и мультиобразны, насколько взрывоопасны и непредсказуемы. Иные скажут — слишком общо. А у меня и не было иной цели. В мою задачу входило поставить проблему: ее решение, смею надеяться, — впереди.

Глава 9

СУПРУЖЕСТВО И СЕКСУАЛЬНОСТЬ

Сочетание двух эмансипаторских движений — ослабление зависимости детей от родителей и жены от мужа — содействовало формированию постсовременного типа семьи. Супруги, по замечанию Э. Гидденса, стали рассматриваться как сотрудники в совместном эмоциональном предприятии, и это приобрело даже более важное значение, чем их обязательства по отношению к детям. «Дом» стал местом, где актор мог получить эмоциональную поддержку по контрасту с инструментальным характером рабочей среды (см.: Giddens 1992: 26). Эти перемены еще выразительнее обрисовал американский специалист по социологии семьи Рубен Хилл: «С утратой семьей своей функции как экономической производящей единицы и включением молодых людей в сложную внесемейную профессиональную структуру молодая пара получает не только жилищную и профессиональную автономию, но также и автономию в своих решениях в сфере воспроизводства. Как вертикальные, так и горизонтальные связи с родственниками являются добровольными и необязательными, допускающими экстенсивный обмен вещами и услугами, но не нарушающими, однако, оси преданности и любви, которая сейчас сдвинулась от поколенных единокровных уз в сторону супружеских отношений (Хилл 1977: 203—204; курсив мой. — С. Г.).

Представленный тип семьи назван мною «супружеским». В этих семьях стратегические отношения определяются не родством (как в «патриархальных») и не порождением (как в «детоцентристских»), а свойством. Муж и жена отказываются безоговорочно подчинять собственные интересы интересам детей; сексуальность не сводится к прокреации; супружеские отношения пронизывает эротизм, акцентируемый как важный элемент постмодернистской семьи.

Супружеская семья — своеобразная кооперация с уникальными возможностями для отхода от зависимых отношений и раскрытия всесторонней деятельной палитры по всем структурным каналам: «муж — жена», «родители — дети», «супруги — родственники», «дети — прародители». Словом, в границах одного семейного типа возникают богатые и многослойные отношения между полами и поколениями, открывается широкое пространство для самореализации каждого актора. Однако в настоящей главе нас интересует не супружеская семья как таковая, а лишь одна из ее структурных составляющих — супружество (conjugality).

Супружество — это личностное взаимодействие мужа и жены, регулируемое моральными принципами и поддерживаемое имманентными ему ценностями. Особо подчеркну неинституциональный характер отношений, симметричность прав и, что не менее важно, асимметрию ролей мужа и жены. Это, кстати, указывает на исторически недавнее происхождение данного феномена. Действительно, принципы, лежащие в основе супружества, могли реализоваться в полной мере как следствие социальных сдвигов, сопровождавшихся индивидуализацией мужчин (расширением избирательности, ростом интернальной ответственности и автономии от социальных общностей) и распространением этих свойств на женщин, что, разумеется, было бы невозможно без расширения экономических и гражданских прав и свобод последних.

И второе уточнение. О каких имманентных супружеству ценностях я веду речь? Говоря общо — это «адаптационный синдром», «интимность» и «автономия». В другом месте мне уже доводилось подробно их представлять (см.: Голод 1984: 69—87), поэтому остановлюсь лишь на тех связях и зависимостях, которые так или иначе определяют сексуальные практики мужа и жены{90}.

Зарождение в России XIX века института «ухаживания» предопределило новую семейную стратегию. Коль скоро выбор — основа личности (Поршнев 1969: 345), то совместное проживание мужа и жены в условиях отсутствия раз и навсегда закрепленных экспектаций, статусов и ролей требует адаптации их индивидуальных планов, образов и практик относительно друг друга. Под адаптацией обычно понимается целостная система активных и направленных действий акторов, способствующих не только поддержанию динамического равновесия в конкретных социальных условиях, но и обеспечивающих возможность эволюции при их изменении (см.: Анохин 1973: 29—32). Применительно к рассматриваемой проблеме должен существовать ряд тесно связанных между собой приспособительных отношений, каждое из которых в большей или меньшей (но непременно в значительной) степени оказывает воздействие на устойчивость супружества. И действительно, судя по моему эмпирическому материалу, существует по меньшей мере семь адаптационных ниш: духовная, психологическая, сексуальная, информационная, родственная, культурная и бытовая{91}. Эти ниши имеют подвижную иерархизированную структуру, сдвиги в ней не в последнюю очередь предопределяются фазой развития индивидуальной семьи (стадийный разрез). Так, верхняя половина приспособительной шкалы (опрос 1978 г.) в «переходной» стадии (ее продолжительность — в среднем от одного до полутора лет совместной жизни) выглядит следующим образом: духовная, психологическая, сексуальная и культурная, а в «сбалансированной» (не менее пяти лет совместной жизни) — духовная, информационная, сексуальная и бытовая. По уточненным данным (опрос 1981 г.) сексуальность неизменно занимала третье место среди адаптационных ниш: у супругов состоящих в браке до 10 лет, — после духовной и психологической совместимости, и у совместно проживших от 10 до 15 лет — после духовной и бытовой. И хотя место сексуальности в адаптационной иерархии в принципе неизменно, это вовсе не означает постоянства в получении экспрессивного наслаждения каждым из супругов на протяжении всей индивидуальной