Жених со знаком качества - Людмила Милевская

Вынужден признать: впервые между нами был такой разговор.Раньше обходилось как-то без этого.

— Роб, я все знаю, — с необъяснимым сочувствием глядя наменя, сказал Заславский.

В последние дни секреты множились у меня ссверхъестественной скоростью, поэтому, ощетинившись, я спросил:

— Что ты знаешь?

Он почесал за ухом (признак крайнего смущения) и сообщил:

— Мария во всем мне открылась.

Я обомлел: таращил глаза и хватал ртом воздух, не находя,что сказать.

— Да-да, — грустно качая головой, продолжил Заславский, —утром, когда мы от тебя ушли, она во всем мне призналась. Нет-нет, не думай,она на тебя не в обиде, даже жалеет тебя. Впрочем, и я не в обиде. Между нами,мужиками, говоря, не вижу ничего плохого в попытке приволокнуться за чужойженой. Всего лишь хочу дать дружеский совет: Роб, нельзя быть таким навязчивым.Зря ты ей не даешь проходу. Женщину занудством не завоевать. Особенно такую,как моя Маша. Она сама любит покорять, ты же без битвы готов в плен сдаться.Вряд ли у тебя выгорит, Роб.

Тут уж я не стерпел и завопил:

— Что-о?! Что выгорит?!!!

— Да-да, — успокоил меня Заславский, — Мария призналась, чтоты давно не даешь ей прохода. Всегда приставал, говорил комплименты, пыталсявызвать интерес и жалость к себе, по-собачьи на нее смотрел. Я и сам замечал,но не думал, что у тебя все так далеко зашло. Теперь понятно почему тебябросила Светлана. Нельзя спать с одной, а бредить другой. Роб, делай как я:люби всех понемножку. Маша не в состоянии вынести твоей любви, ее слишкоммного. Она порядочная женщина, верная жена, ей трудно, она мне жаловалась,просила повлиять на тебя.

Я был в шоке, не знал как возражать. Мария все это емуговорила? Кто же она тогда? Такого коварства я не ожидал.

— И вот что, Роб, — добил меня Заславский, — не хочу тебярасстраивать, но своими необузданными действиями ты достиг только того, чтоМаша тебя возненавидела. Она и слышать о тебе не желает, а очень жаль. Ты могбы ей стать настоящим другом. Знаешь, женщины ее возраста любят заводить себеверных пажей. Понимаю, ты не мальчик и для этой роли вряд ли годишься, нотеперь, когда у нас так серьезно с Делей, это был бы прекрасный выход. Ты могбы мне помочь…

Он еще говорил что-то, замысловато и длинно — я ничего непонимал. Привыкший к тишине, одиночеству, к стройному ходу собственных мыслей,от хаоса внешнего мира я обалдел: как тут все непросто, непонятно, как нечисто,порой. Все, сломя голову, устраиваются, притираются, сталкиваются лбами илиобходят друг друга. Разве это нужно для дела? Для настоящего дела. Дела, откоторого польза всем, а не только себе. В глубинах сознания зрел протест:почему я должен во всем этом участвовать? Почему до сих пор не уехал в деревню?Почему не погрузился в свою теорию? Что происходит со мной? Я, человекспокойный, невозмутимый, рассудительный, уравновешенный, общепризнанная флегма— чем занимаюсь в эти дни? Лишь тем, что прихожу в ужас, столбенею, теряю дарречи и таращу глаза. Вот взять хотя бы последние часы — за всю жизнь я стольконе волновался. Легко представить какой во мне зрел протест… Но протест осталсяво мне — на поверхность вышло только желание внести ясность.

— Виктор, — не скрывая раздражения, воскликнул я, — говорипрямо, чего ты хочешь?

— Запросто, — обрадовался Заславский и снова начал длинно иуклончиво говорить об одиночестве Марии, о ее сложном возрасте, о своихвзаимоотношениях с моей Делей и о том, что я мог бы всем помочь. В конце концовя сдался:

— Хорошо, помогу, но что для этого нужно?

— Совсем немного, — заверил меня Заславский. — ПоддержиМарию. Ей сейчас нелегко. Сам знаешь, сколько времени отнимает наука. (Если быон занимался ею? Уж сказал бы прямо: интриги.)

— Я почти не бываю дома, — не подозревая о моих мыслях,продолжил Заславский, — забросил семью, Мария ругается. А тут с Делей лавстори.Все случилось внезапно. В одно мгновение эта женщина завладела всем моимсуществом. Роб, я себе не хозяин. Знаешь сам что в таких случаях бывает:командировки пойдут, я у Дели торчу месяцами, Маша бесится… Боюсь, Мария этогоне выдержит. Она уже жалуется на одиночество, а мой флирт с Делей тольконачался. И еще неизвестно чем он закончится. Боюсь, возможен разрыв.

Я опешил:

— С кем?

— С Марией.

— Ты с ума сошел! Вы прожили двадцать лет! Какой разрыв?

Заславский поморщился:

— Сам бы этого не хотел. Но как избежать? Поэтому и прошу утебя помощи как у друга, тем более, что Мария тебе симпатична. Роб, поддержиее, будь с ней повнимательней. Она несчастная женщина.

— Ты просишь об этом меня?

— Да, Роб. Мне ее жаль, но ничего не могу с собой поделать.Зачем она любит меня? Лучше бы тебя полюбила тогда, в юности. Ты со всех сторонположительный; она была бы счастлива. А со мной она только страдает.

— Если так, разведись, — посоветовал я, уже искренне считая,что это единственное решение проблемы.

Заславский обхватил голову руками и начал раскачиваться изстороны в сторону, причитая:

— Ты мне можешь сказать, что я скотина. Роб, скажи, тыбудешь прав. Но делу это не поможет. Да, я скотина, хочу сохранить для себяобеих баб. Мария нечто обыденное, но разрыв с ней представляется мне трагедией.Роб, столько лет вместе, она вся моя, она уже включена в метаболизм моегоорганизма.

— Брось Делю.

— А Деля — вспышка нового чувства. Она, как мальчишку, лишиламеня покоя, аппетита и сна. Клянусь, над собой я не властен, но кто знает чемобернется это чувство? Страсть к Деле сметет Марию. Боюсь, добром это некончится: в ее роду были самоубийцы. Помоги мне, Роб. Я разберусь, обещаю,сейчас важно выиграть время. Займи Марию. Отвлеки ее от меня, отвлеки.Охваченная флиртом с тобой, она не заметит моих отлучек, не станет ихразбирать, даже будет рада свободно располагать собой.

Он замолчал и уставился на меня с мольбой. Я был потрясен.Растерянно глядя на Заславского, решал вопросы нравственности: имел ли он правоменя просить? И как буду выглядеть я, выполняя его просьбы?

— Роб, соглашайся, — не выдержав, воскликнул он.

— Но ты же сам говорил, что Мария меня ненавидит, — какутопающий за соломинку, ухватился я за эту сомнительную мысль.

— Ерунда, — отмахнулся Заславский. — Это только потому, чтоты на нее давишь. Переведи отношения в чисто дружеское русло, и она сама начнетна тебя давить. Уж я знаю женщин. Они не выносят равнодушия к себе.Спровоцируют и хромого, и слепого. Им все равно, лишь добиться своего.

— Но я еду в деревню, — привел я последний довод, самчувствуя его несостоятельность.