Лиловые орхидеи - Саманта Кристи

время трахалась с нами обоими?

Я смотрю на свой телефон и перечитываю загадочное эсэмэс, полученное от нее сегодня утром. Она хотела мне что-то сказать. Она хотела поговорить лицом к лицу. На своей территории.

Я получил свой ответ.

К черту все это!

Я поворачиваюсь к Карен – она все еще смотрит на общежитие, ее рот открыт в изумлении. Потом я, кажется, вижу тень улыбки.

– Пошли.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти.

– Пошли собирать вещи.

Дома я говорю Карен, что хочу побыть один. Я запихиваю все свое барахло в два чемодана, а она звонит в авиакомпанию, чтобы поменять билеты. Я собираю вещи и думаю о том, чего никогда не произойдет. Я думаю о девушке, которую больше никогда не обниму. Я думаю о жизни, которой у меня не будет.

Потом сажусь на кровать, ставлю локти на колени и делаю то, чего никогда раньше не делал. Я плачу.

Глава 22

Наши дни…

– Черт, приятель, – говорит Скотт, глотая виски с содовой и жестом прося еще один. – И что потом?

Я качаю головой, и все вокруг начинает кружиться от алкоголя, который я выпил за последние два часа, пока изливал ему душу.

– Я больше ее не видел.

– Все это ужасно запутанно, – говорит он. – А разве вы не встретились в университете следующей осенью?

Я смотрю на флайер, который все еще лежит передо мной. Рассказ о наших отношениях оголил все мои нервы до предела. Она меня просто опустошила.

– Я искал ее везде, – говорю я. – Я пробегал мимо факультета журналистики каждый день, в надежде застать ее, когда она входит или выходит с занятий. Я стал завсегдатаем студенческого клуба, где она любила обедать. Я даже мучил себя, сидя в библиотеке в кабинке для занятий номер 39. Я был в ужасном состоянии. И вот однажды я бегал со своими приятелями и встретил Криса. Знаю, что это было глупо, но когда я пробегал мимо него, я открыл рот и выдал: «Как поживает твоя неверная подруга, Говнюк?» Он побежал за мной и набросился на меня, назвав подлецом и сказав, что у меня больше нет права о ней спрашивать. Потом он меня ударил. Друзья оттащили меня, пока я не расквасил ему лицо. Они отвели меня в сторону и сказали, что он этого не стоит. После этого мы с Крисом ни разу не разговаривали и старались любой ценой избегать друг друга. Но я все равно не понимаю, почему парень, которому девушка в итоге досталась, был так зол на меня.

Через два года я окончил университет, но так и не смог забыть Бэйлор. Я пытался встречаться с девушками, но никто не мог с ней сравниться. Наконец на последнем курсе Карен предложила быть вместе – и у нее были неплохие аргументы. Она сказала, что знает, что я не люблю ее «в таком смысле» и что она готова это принять. Она убедила меня, что нам будет лучше вместе. Сказала, что это поможет задобрить моего отца, после того как я сброшу на него бомбу, рассказав, что поменял специальность – и, в сущности, всю свою будущую жизнь.

Я знал, что никогда не смогу никого полюбить. И не хотел, чтобы кто-то причинил мне такую же боль, как Бэйлор, так что предложение Карен показалось мне неплохой идеей. Мы оба что-то от этого получали. Карен получила меня – она давно этого хотела, а я получал чувство безопасности с подругой, которая никогда не причинит мне боли. Мы, в сущности, друзья с привилегиями – ну и еще с обручальными кольцами.

Я смотрю на Скотта, который помешивает свой напиток пальцем и задумчиво смотрит на меня

– Я всегда знал, что у вас с Карен необычные отношения, – говорит он. – Эта история до фига всего объясняет. – Он смеется.

– Ага. Брак по расчету, – говорю я. – Вот такой хреновый хэппи-энд.

Скотт хлопает меня по спине и кивает на флайер.

– Ну, Бэйлор здесь, прямо сейчас, в этом самом отеле. Бывает же такое, друг мой, – говорит он. – Может, тебе стоит с ней поговорить? Ну, чтобы после стольких лет поставить наконец точку.

Я ставлю стакан на стол чуть сильнее, чем требовалось, – капли разбрызгиваются по всей барной стойке и по фотографии Бэйлор. Я поднимаю флайер, вытираю, складываю его и кладу в карман. Потом качаю головой:

– Она сделала свой выбор, Скотт. Она не может сказать ничего, что принесло бы мне пользу.

Я достаю кошелек, кидаю на стойку несколько крупных купюр и встаю.

– Пойду в номер, – говорю я и, пошатываясь, иду к выходу.

Скотт идет рядом, поддерживая меня.

– Хочу убедиться, что ты доберешься целым и невредимым, приятель.

Двери лифта открыты, и мы вваливаемся внутрь, где уже ждут несколько других гостей. Скотт нажимает на кнопку шестнадцатого этажа, и вдруг какая-то женщина кричит:

– Подождите, пожалуйста!

Скотт быстро вставляет руку между закрывающимися дверями, чтобы она успела забежать внутрь.

– Спасибо, – говорит она и заходит в кабину, поправляя кожаную сумку на плече.

Я смотрю на женщину, вошедшую в лифт, и сердце начинает бешено колотиться у меня в груди. Бэйлор Митчелл собственной персоной.

Нет, ее фотография на флайере точно не была отфотошоплена. Думаю, она стала еще прекраснее, чем была восемь лет назад. В горле у меня застревает комок, который, кажется, перекрывает доступ кислорода.

Рядом со мной грубо хохочет Скотт, за что получает от меня пинок, пока я пытаюсь восстановить свое нетрезвое равновесие. Бэйлор замечает меня и замирает на месте. Она выглядит как олень в свете фар приближающегося автомобиля. Затем она заметно бледнеет, а в ее глазах-хамелеонах проскальзывают искорки гнева – она разворачивается, но двери лифта уже закрылись. От меня не ускользает, что, когда она нажимает на кнопку десятого этажа, у нее дрожит рука. Все ее тело напряжено и источает злость внутри замкнутого пространства лифта.

Несколько человек рядом со мной продолжают беседовать, совершенно не подозревая о повышении температуры и непомерном напряжении рядом с ними. Я не могу оторвать глаз от ее спины. Я рассматриваю ее, и мой взгляд медленно передвигается сверху вниз по ее телу. Ее почти прямые волосы спадают до лопаток. Они такого же светло-русого цвета, как и прежде, но она либо сделала мелирование, либо много времени проводит на солнце.

На ней приталенный костюм, который подчеркивает ее тонкую талию. Туфли с километровыми каблуками добавляют