Брошь с черным опалом - Елена Дорош

Наконец встреча состоялась.

К ювелирному дому, одному из крупнейших в стране, они с Марком подъехали к исходу рабочего дня. Управляющий по фамилии Сытенький, серьезный, как судебный исполнитель, и важный, как хранитель королевской печати, провел их в святая святых. Коллекция Корца занимала специально оборудованные две комнаты.

Марк не раз оформлял сделки Корца при покупке драгоценных камней. Даже будучи полным профаном, он понимал ценность коллекции и ее красоту. Агата смотрела на коллекцию глазами профессионала и была поражена тонким вкусом отца, его исключительным искусством.

Великолепие коллекции заключалось даже не дороговизне камней, а в их исключительности.

Неописуемая благородная красная шпинель и чистейшей воды александрит, стоящий дороже бриллиантов. Дивный оранжевый сапфир, а следом коричнево-красный альмандин. Агату удивил редкий даже в лучших коллекциях фиолетово-синий танзанит, название которому придумал Тиффани. Благородный зеленый жадеит спорил красотой с ярко-зелеными цаворитом, верделитом и демантоидом, который часто путали с изумрудом. И тут же сам великолепный колумбийский изумруд с включением, похожим на паучка. Бериллы вообще были всех разновидностей и цветов! А турмалины! Не только рубеллит, но и коричневый дравит, красный сибирит, сиреневый апирит, черный шерл.

Агата долго любовалась кристаллами турмалина, напоминающего кусочек спелого арбуза. А рядом два брата «арбузика» – турмалины «синяя кепка» и «голова мавра».

Марк был изумлен причудливым синим азуритом в породе. Агата объяснила, что хорошие кристаллы азурита – редкость, стала говорить умные слова – «шессилит», «псевдоморфозы», «инкрустация», но Марк уже засмотрелся на вытянутые пластинчатые кристаллы кианита, потом потрясенно разглядывал ставролит с темным крестом в сечении, а затем долго расспрашивал, что тут делает окаменелый головоногий молюск, который выдает себя за приличный минерал и называется «аммонит».

Агата как раз собиралась рассказать, почему лабрадор называют «золотом глупцов» и поразить воображение Марка тем, как этот камень высекает искры при ударе.

Но тут позвонили Благовещенские. Стало понятно, что пиршество красоты придется отложить.

Они оставили коллекцию на откуп трем геммологам, которых предложил ювелирный дом, и вывалились наконец на улицу.

Вечер с Благовещенскими принес Марку столько информации, что увиденное в офисе напрочь вытеснилось из его головы новыми впечатлениями.

Агата была потрясена не меньше. Родовое дерево Благовещенских оказалось большим и ветвистым. Обживаться на топком Невском берегу они начали вместе с царем Петром, до этого подвизались службой по всей матушке России или барствовали на своих землях. Водоразделом стала, как и у всех, революция семнадцатого. Впрочем, Благовещенские называли ее «большевистским переворотом». Далее в судьбе рода были сплошь черные трагические страницы: в тридцатых годах власть настойчиво морила владельцев неприглядной фамилии. Арсению повезло одному из немногих. Он выжил и пустил корень, удаленность которого от исторической родины позволила ему сохраниться. Слушая, Марк закрывал глаза и ему казалось, что он видит в тумане забвения лица своих родичей, прекрасные и не очень, но одухотворенные какой-то общей скорбью по сбывшемуся и несбывшемуся.

Агата сидела, затаив дыхание. История рода Благовещенских – это как заново созданный учебник истории. Не прилизанный школьный, а настоящий, написанный слезами и кровью своих авторов – людей, для которых жизнь в этой стране стала суровой епитимьей.

Мысли мчались, как бешеные, мешая новые впечатления с шоком последних месяцев. Она вспомнила, как сестра кричала ей в лицо, что подзаборная нищебродка никогда не станет настоящей Корц. До сегодняшнего дня Агата была согласна с этим на все двести. Ложь, предательство, подлость – вот главное наследство, полученное Ниной от отца, чьей достойной преемницей та стала.

Но сегодня… Сегодня, увидев коллекцию Генриха Корца, Агата испытала иные чувства.

Главной особенностью коллекции было именно то, что собиралась она с необыкновенной любовью. Камни приняли эту любовь в себя и сами стали ее источником. Как бы ты ни презирал коллекционера, не заметить этого было невозможно. Это была отнюдь не жадная, корыстная страсть человека к драгоценным камням – источнику богатства и тщеславия. Тут явно ощущалось иное… Агата не могла сейчас копнуть глубже, но вдруг поняла, что натура Генриха Корца таила в себе не только темное начало. Прекрасные камни несли в себе иную частицу души отца, то светлое, что таилось в ее глубине.

Они уже почти дошли до дома Марка, когда Агата вдруг сказала:

– Я очень хочу познакомиться с твоим дедом.

И заглянула ему в глаза. Не слишком она торопит события?

– Я как раз хотел тебе предложить съездить к нему. Скучаю ужасно.

Агата облегченно вздохнула и взяла Марка под руку.

Последнее время он бывал у деда нечасто и всегда один. Нина ни разу не предложила поехать вместе. Если Марк звонил в Архангельск, она выходила из комнаты, прошептав «не буду мешать». И никогда не спрашивала, о чем был разговор. Почему именно сейчас он вспомнил об этом? Почему раньше все поступки Нины воспринимались иначе? Впрочем, к чему эти «почему»? Он жил с женщиной, но совсем ее не знал. Или не хотел знать. Ему было спокойно. И он почитал это за счастье. Но, оказывается, счастье… Счастье никак не связано с тем, что он чувствовал раньше.

Сверху он посмотрел на Агату и вдруг совершенно явственно увидел, как она, блестя черными супрематическими глазами, слушает их с дедом разговор, жмется к трубке, чтобы получше разобрать, о чем там толкует Петр Арсеньевич, наконец, не вытерпев, влезает и кричит в телефон:

– Ждите, мы скоро приедем! И не вздумайте простудиться!

Марк даже головой помотал, настолько реальной была картина, и вдруг спросил:

– А дети у нас будут?

Она не удивилась.

– Да.

И добавила:

– Понимаешь, без них мы просто пара, а с ними – семья.

Маруся приехала на том же поезде, в том же вагоне и даже с той же приятной молоденькой проводницей. Разница была лишь в настроении пассажирки. Маруся выпорхнула из вагона, как птица из клетки, и тут же увидела стремительно идущую ей навстречу пару. Рядом с дочерью шагал, держа ее за руку, высокий мужчина. Он показался Марусе таким красивым, что она затрепетала. Он напоминал кого-то до боли знакомого… Ну конечно! Флориндо Аретузи! Рост, осанка, походка! Один в один!

Увидев мать, Агата подпрыгнула и кинулась к ней через людской поток.

– Доню, ну як ты? – от волнения перейдя на «ридну мову», спросила Маруся. Агата молча обняла ее и прижалась к румяной, теплой после вагона щеке.

Марк смотрел серьезно, лишь ярко-синие глаза слегка щурились. Маруся засмущалась. Агата поспешила их познакомить и потащила на улицу. Пока ехали по городу, Агата спрашивала о бабушке, делах на заводе, в общем, дала время немного оклематься от вида шикарного мужчины. Они заехали поесть в небольшое кафе на Малой Морской и там огорошили ее тем, что приехала она не просто так, а на свадьбу племянницы Софии Корц. Пока Маруся приходила в себя, Марк с кем-то поговорил по телефону и доконал бедную женщину сообщением, что завтра ее будут знакомить со всеми чадами и домочадцами в ресторане израильской кухни Saviv на Большой Конюшенной. Это было уже слишком. Мысленно перетряхнув три раза свой маленький чемоданчик, Маруся обнаружила в нем, кроме ночнушки и халата, скромное платьице, что называется, на каждый день, и кофточку в комплекте с черными шерстяными брючками. Поглощая шарлотку, Маруся то бледнела, то краснела от осознания предстоящего ей неминуемого позора. В конце концов дочь заметила ее близкообморочное состояние и, наклонившись, шепнула: