За пределами любви - Анатолий Тосс

– О, фак. Ну вот… – снова проговорил Роджер, – теперь уж точно не получится.

– Почему, в чем дело? – спросила Элизабет, не поднимая больше головы.

– Что ты думаешь, сколько я могу пытаться? – сказал он, и Элизабет вдруг поняла, что тяжесть ослабла, и, воспользовавшись этим, глубоко и свободно вздохнула.

– А что? – опять спросила Элизабет, так и не понимая, в чем дело, что с ним произошло.

– Да опал. – Голос Роджера сместился куда-то в сторону, хотя и недалеко. – Помоги. Ты должна мне помочь. – А потом повторил: – Думаешь, я могу так до бесконечности?

– А что сделать? – спросила Элизабет, по-прежнему не понимая, что же все-таки случилось.

«Может, это и хорошо, – подумала она, – что ничего не вышло, главное, я попробовала, а раз не вышло… может, и к лучшему».

– Возьми его. – Она по-прежнему не видела лица Роджера, ей казалось, что небо опускается все ниже и ниже, она никогда не видела такого низкого неба. Она никогда не смотрела на него так долго, и оказалось, что его очень, слишком много и оно может плавно, медленно опускаться.

– Давай, – согласилась Элизабет и протянула руку по направлению к голосу куда-то в сторону и вниз, но там оказалась пустота, больше ничего.

Роджер перехватил ее запястье, пальцы его были влажные, и направил; ее раскрытая ладонь тут же наткнулась на что-то мягкое, гладкое, юркое. Скорее инстинктивно, чем намеренно, Элизабет сжала пальцы, обхватывая это теплое и податливое, и они застыли на нем, не двигаясь, не чувствуя никакого движения в ответ. Она пролежала так еще минуту, но ничего не менялось, только небо все ниже и ниже опускалось прямо не нее.

– Ну, что ты? – раздался голос Роджера.

– А что делать? – спросила Элизабет, а сама подумала: «Ну неужели это всегда так сложно и неинтересно?»

– Что ты дурочку валяешь? – Теперь в его голосе появилось заметное раздражение. – Поласкай его.

– Как это? – не поняла Элизабет и даже разжала пальцы. – Как его поласкать?

Но она не дождалась ответа. Взамен тяжесть исчезла полностью, принося освобождение и удивительную легкость во всем теле. Элизабет уперлась руками в сиденье, приподнялась. Казалось, ровным счетом ничего не изменилось, ее ноги все так же раскинуты – одна заброшена на спинку сиденья, другая спущена книзу, юбка задрана и скомканным кольцом держится на животе, и только Роджер мелко подпрыгивает на месте, пытаясь натянуть трусы.

– Ты чего это? – удивилась Элизабет. – Что, все, что ли, закончилось?

– Да ну тебя, ты издеваешься только, – проговорил Роджер, не переставая подпрыгивать. – Ты специально.

– Ты о чем?

– Да ладно, – наконец он натянул трусы, длинная рубашка тут же покрыла их, – как будто не знаешь.

Но Элизабет не знала.

– Так чего? Ничего не получилось? – спросила она, хотя теперь уже сама знала, что не получилось. Она не расстроилась, но и не обрадовалась, скорее ей было все равно.

– А ты как думала? – Он был растерян, обижен и не скрывал этого. – Как тут могло получиться, когда… – и он замолчал.

Теперь, когда Элизабет поняла, что продолжения не будет, она сбросила задранную ногу со спинки сиденья, оттолкнулась спиной, села. Роджер вышел из машины и теперь подпрыгивал на траве, пытаясь натянуть брючину на ногу. Он выглядел забавно.

– Ты злишься? – пожалела его Элизабет.

– Еще бы, – подтвердил он и попал наконец ногой в брючину.

– Да ладно тебе, – пожала она плечами.

– Тебе, похоже, «ладно». А мне не ладно.

– А чего, ты все еще хочешь?

Видимо, такого нелепого вопроса он не ожидал. Он даже замер от неожиданности, даже перестал прыгать и наступил ногой на вторую, все еще не натянутую брючину.

– А ты как думаешь? – Он уставился на нее, не скрывая удивления.

– А чего же ты тогда не смог? – засмеялась Элизабет. Почему-то ей нравилось его поддразнивать.

– Ну да, получится тут с тобой. Тебе ведь самой не хочется. – Он снова стал прыгать на одной ножке.

Элизабет вдруг стало обидно.

– Почему это мне не хочется? Конечно, хочется. Здесь просто тесно. Знаешь что, – вдруг поняла она, – давай по-другому.

– По-другому? – Роджер натянул вторую штанину и теперь стоял, поддерживая пояс брюк руками. – Как по-другому?

Не отвечая, Элизабет вышла из машины; ее белые трусики забились в щель между сиденьем и спинкой и торчали там легким светлым пятном на тяжелой, темной коже. Она не спеша обошла машину, высокая трава холодила лодыжки, и остановилась у плоского широкого багажника.

– Давай так, – проговорила она и нагнулась и свесилась на еще более холодный и сырой, чем трава, металл машины, и уперлась на него локтями, легла грудью, прильнула к нему лицом.

– Так? Ты шутишь? – раздался изумленный голос Роджера сзади. Элизабет снова не видела его лица, теперь только долину внизу и огни города. Они тоже успокаивали, как звезды до этого.

– Ты шутишь? – повторил голос.

– Нет, конечно. – Она даже покачала головой.

– Но ты же говорила, что у тебя в первый раз. Или ты обманывала?

Она ничего не ответила, ей надоело постоянно уверять его, ей хотелось смотреть на огни внизу.

– Так в первый раз не делают, – сказал Роджер, но неуверенно.

– Почему? Какая разница? – наконец ответила Элизабет, но тихо. Она не была уверена, слышит ли он ее.

– Ну хорошо, как знаешь, – проговорил Роджер. – Вернее, как хочешь.

Тут, по-видимому, он снова стал прыгать на одной ноге, теперь стягивая с себя брюки. Но Элизабет не смотрела на него, она не сводила глаз с огней внизу, особенно с одного, он почему-то завораживал ярким, слишком желтым фонарным светом.

К тому же он колыхался, будто сам фонарь раскачивался от ветра, хотя никакого ветра Элизабет не чувствовала. И все же свет, бросаемый им, вернее, жирное желтое пятно, растекающееся от него в разные стороны, совершало плавные, почти круговые движения, словно сигналило, словно что-то пыталось передать на расстоянии. Глаза Элизабет остановились на нем, зафиксировались, она хотела обернуться, но не смогла оторвать глаз от света и только вздрогнула, когда почувствовала удар свежего, холодящего воздуха по оголенным ягодицам.

– Раздвинь ноги, – прозвучал сзади знакомый голос, и она послушалась, она сама знала, что так надо.

– Согни немного, – последовала следующая команда. – Нет, не так сильно, – поправил он, и она догадалась, что слишком высока для него.

Потом наступила пауза, она не была длинной, но казалось, что тянется вечность – тело с каждым мгновением становилось все напряженнее, все жестче, пока совсем не окаменело. В голове билось лишь одно муторное ожидание, оно раскручивалось все сильнее и сильнее, разгоняя страх по спирали, он возник неожиданно, вдруг, и теперь бил наотмашь своими стремительными лопастями, корежа все на пути, подавляя чувства, желания, как анестезия, замораживая и притупляя их. И Элизабет поняла: она должна смотреть на это желтое пятно внизу и вглядываться в него и не отводить глаз, соединяя его с ожиданием, потому что оно тоже часть анестезии и тоже замораживает и притупляет.