Коммунисты - Луи Арагон

каналом, с тем чтобы создать предмостное укрепление, полностью прикрывающее Дюнкерк. Оборонять это предмостное укрепление, не отступая ни на шаг…»

VIII

Спать Жану до Монсэ не пришлось. Ферма в Ваттьессаре была полна раненых. Санитары дежурили по очереди. Партюрье явно нервничал. Приехал генерал Гревиль и расположился в первом этаже. Во дворе то и дело фыркали мотоциклы. В высшем командовании, видимо, произошли перемены. Около трех часов утра по дороге проехал танк, он двигался как-то странно и чуть не придавил Жана, который вышел за ворота. Жан вернулся во двор, рассказал про танк сержанту. Тот насторожился: танк? Часовой не докладывал о его приближении. Какой он был с виду? Монсэ повели в комнату, где на скамьях спали офицеры, а дивизионная канцелярия высиживала инструкции. Этот санитар видел танк?.. Ну, и как же? Какой у него профиль? Жану ужасно хотелось сказать: орлиный, но время для шуток было неподходящее. — Рисовать умеешь? — спросил лейтенант Жош. Жан начертил профиль танка. Как будто такой. Ах ты, чорт! Да это же бош! Посмотрите-ка на профиль. Бош! Пойдите, удвойте посты! Предупредите часовых… по каждой подозрительной машине открывать огонь. — Жош, не надо терять самообладание, — сказал генерал…

Как мог просочиться сюда немецкий танк? Тем более, что он шел из Секлена… в общем с севера, и направлялся на Фалампен, на Карвен…

Нервное напряжение не улеглось и с рассветом. На ферме появился дивизионный врач марокканцев, стоявших в Карвене. Партюрье спал сном праведника. Его разбудил Монсэ: полковник медицинской службы… Кто? Ламиран? Нет, марокканский… На кой шут он мне дался? Партюрье был не в духе.

Господин полковник! Щелкают каблуки.

Полковник искал своего коллегу из легкой мотодивизии. Полковник Ламиран в Фалампене или где-нибудь в тех местах… В голосе дивизионного врача марокканцев, грузного мужчины, слышится тревога… Я на минутку присяду, сил больше нет. Стаканчик вина, господин полковник? Благодарю вас, вы очень любезны. Весь его медицинский персонал перебит, или почти что весь. В Бельгии. Мы не были моторизованы. Только гужевой транспорт, и для вывоза раненых, и для передвижения. Ну, а конные обозы — это отличная мишень. У меня не осталось ни одной повозки. Всего несколько врачей в дивизионном санотряде, который расположился сейчас в подвале под карвенской мэрией. В частях почти не осталось фельдшеров. Наши медпункты забиты ранеными. Вывозить некому. Марокканцы уже два дня удерживают рубежи. У меня до ста человек раненых… Мой пункт в «Трех мудрецах», у въезда в Карвен… Вы не могли бы нас выручить?

Партюрье почесал затылок. — Мы сами… У меня две машины. Наш дивизионный санотряд чорт знает где. Я бы охотно, да только с разрешения полковника Ламирана… Полковник медицинской службы пожал ему руку: вы, дорогой мой, и представить себе не можете, какое это великое одолжение. Спасибо. Пойдемте, поищем вашего начальника… Н-да. Партюрье, не ожидавший такой стремительности, не посмел отказать. Монсэ, я возьму вас с Манаком. Морльер еще спит… не стоит его будить…

Они отыскали Ламирана в красивой вилле. То есть в ужасающей, ультрамодной вилле. Выступающие балки и все такое прочее, словом — нормандский стиль в Фалампене! Там же, на вилле, помещался и один из дивизионных КП. Ламиран и слышать ничего не хотел. Ну, какой тут может быть разговор: у меня две машины на всю дивизию. Если бы мне прислали подкрепление… Вот вы говорите марокканцы, марокканцы! А что мне со своими драгунами прикажете делать? Мы ждем англичан, они должны нас сменить… а их все нет. Я запросил штаб армии о добавочных машинах, вот когда они прибудут…

— Господин полковник, — сказал Партюрье, — там человек сто марокканцев не вывезены… разрешите мне, не дожидаясь…

Ламиран не соглашался. В конце концов Партюрье добился разрешения, которое, собственно, нельзя было назвать разрешением: ладно, поезжайте в Карвен за драгунами… Я же не запрещаю вам подобрать заодно и марокканцев…

6 часов утра. Погода опять прояснилась, ветер стих. Манак ведет машину на Камфен, Карвен… В гостинице «Трех мудрецов», у самого начала Лилльского шоссе, дивизионный врач марокканцев дает Партюрье указания — поезжайте в мэрию договориться с дивизионным санотрядом…

В этот ранний час на главной улице пусто. На площади, через которую они проезжали, собрался народ, гражданское население. — Видно, отсюда тоже эвакуируют, — сказал Манак. Партюрье пожал плечами: — Все потеряли голову! — Они проехали город из конца в конец, мэрию пока можно отложить, заедут на обратном пути, когда будут отвозить раненых: сейчас не до церемоний. Ну, и длинный же этот Карвен, а медпункт марокканцев находится в южном предместье Эпинуа. Собственно говоря, что Карвен, что Эпинуа — разницы никакой; Эпинуа это продолжение Карвена, просто улица, на которой стоит церковь, говорят, это место паломничества. В данный момент один из тех врачей, что еще остались у марокканцев, устроил свой медпункт в тесном дворе — надо войти в ворота сейчас же за кино…

Дорогу им указали драгуны, стоявшие неподалеку.

Ну и медпункт! У бедняги врача на руках двадцать раненых. Я могу забрать шестерых, санитара посажу с собой в кабину, это не полагается, но… Положение марокканцев очень незавидное: вчера вечером немцы перешли через канал у Проклятого моста… они расширили свое предмостное укрепление… К счастью, подоспели первые англичане. Раненых решили погрузить сразу, не перевязывая. Десять человек поместятся сидя, они пригнутся, и еще одного подвесят на носилках… В мэрии сделаем остановку в следующий рейс. А сейчас — прямым путем в Ваттьессар!

В следующий рейс Партюрье не поехал: ведь как-никак раненым надо сделать перевязку! И Жан сам заехал в мэрию с положенным визитом. Рауль пошел вместе с ним. Мэрия находилась на левой стороне улицы, самая обыкновенная мэрия, с крыльцом, как во всех городах. Дивизионный санотряд устроился в подвале, и даже во втором подвале. Там полумрак. Врачи еще спали, двое возились около доски, приспособленной под стол и освещавшейся ацетиленовой лампой. Солдатское снаряжение висело на гвоздях. — За ранеными? Вот сюда идите! Ах, если бы вы могли взять их от нас! — Раненых было человек тридцать. Поразительно, какими марокканцы становятся жалкими, когда они ранены, подавлены. Ну, совсем как дети… Кажется, будто забираешь людей не с медпункта, а из тюрьмы. Попробуй-ка вынести из этакой ямы! Рауль ворчит. Эй, здешние санитары, пошевеливайтесь! Они вынесли измученных, перепачканных кровью людей, некоторые лежали там уже сутки… они были в самом конце подвала, ну, вот и забирали все время тех, что поближе! В машину уместилось