Провинциальный детектив - Фридрих Незнанский

В какой-то момент он заметил, что они обе повели себя странно. Между ними наметилось что-то вроде сообщничества. Они начали вместе его подкалывать, подтрунивать, отпускать дурацкие шуточки. Он это ненавидел. Вообще считал, что самоирония, как и скромность, нужна только тем, кому больше похвастаться нечем. И Вика, между прочим, прекрасно об этом знала. Эта «великая шутница» никогда не позволяла себе отпустить какую-нибудь колкость в его адрес. А тут – нате вам, пожалуйста! С его родной матерью спелась! Люда внезапно перестала превозносить замечательное житье-бытье, которое ждет его в скорости. Иронизировать начала. К чему бы это? Вообще, все просто: они обе почувствовали, что он «не здесь», и это их в равной степени бесило.

И вот следующий поворот: они начали делать вид, будто за столом остались вдвоем. Люда заинтересовалась Викиными планами на жизнь, о чем раньше никогда не расспрашивала.

– Значит, ты собираешься на факультет журналистики?

– Да, на отделение PR.

– Я бы тебе не советовала. Мне кажется, сейчас нужно выбирать специальность… я бы сказала, более прикладную.

– Ну, знаете, по-моему, эта профессия очень даже «прикладная». Куда уж больше!

– Как раз нет! К сожалению. Или, скорее, к счастью. Впрочем, ты девочка. Для тебя это не так важно.

Вика собиралась уже всерьез обидеться на последнюю сентенцию, когда он решил остановить этот маразм. Противно, когда собеседник беззастенчиво изображает интерес к теме, которая его ни капли не волнует. Конечно, так вся жизнь устроена, но вот сейчас это было ему особенно противно. Жалко Вику.

Илья собрался уже вмешаться, но тут раздался натужный булькающий звук – это затрясся в конвульсиях поставленный на режим вибрации мобильный телефон. Пришло сообщение…

Не может быть! Вот же упрямые козлы! Нет, не может этого быть! Но ведь если они продолжают «компостировать мозги», значит, у них действительно что-то есть! Что?! Где ошибка? Не было ошибки. Илья точно знал, что прокола не было. Все чисто. Мистика какая-то!

Внезапно Илья почувствовал, как к горлу подкатила тошнота. Это уже не смешно… Неужели Дэн расколется? Не может быть. Тем более что у них действительно ничего нет. А у Дэна нервы железные.

Метод самовнушения не работал. Лица матери и Вики двоились. Казалось, что за столом полно народу. И голоса, голоса тоже превращались в смутный далекий «гур-гур». Так дальше нельзя.

Он молча спрятал телефон в карман. Допил воду в своем стакане. Потом резко встал из-за стола.

– Извините. Я плохо себя чувствую. Мне нужно полежать перед отъездом. Извините… – И убежал в свою комнату.

Рассуждения о равенстве – просто ерунда. Нет никакого равенства! Ему, например, хватило нескольких уроков биологии, чтобы понять: все рождаются разными, и жить должны по-разному. Законы природы. И главное, все это знают, все живут по этим законам, но талдычат о равенстве. Отвратительное лицемерие!

Он понял это давно, но говорить об этом было не с кем. Это – крамола. Скажешь – заклюют. Ему, собственно, все равно, кто что о нем подумает. Просто не хотелось метать бисер. На литературе о таких вещах говорили часто, но он всегда молчал. И сочинения писал «приличные». Зачем себя выворачивать перед незнамо кем?

С Дэном они поняли друг друга сразу. Было действительно забавно смотреть на лица этих баранов-одноклассников, когда на следующий день после той знаменитой драки они демонстративно пожали друг другу руки. С себе подобными не враждуют. Это противоестественно. Говорят: «Ворон ворону глаз не выклюет». Значит, они вороны. Ну, в крайнем случае, воронята.

У него появился друг. Может быть, в первый раз в жизни. И объяснять было ничего не надо. Почему они стали друзьями? Потому что они – избранные. Это же ясно. Их мало. Избранных не может быть много. Поэтому у него только один друг. Может, когда-нибудь появится еще и другой. Сильные всегда одиноки. И конечно, лучше быть сильным одиночкой, чем слабым стадным животным, обреченным на рабство. Он не такой…

На маленьком вокзале запутаться сложно. Но в этот день народу было много. Или это только так кажется, потому что нужно найти только одного человека. Найти как можно быстрее.

Молодые ребята с пивом – у привокзального кафе. А вот еще группа с огромными рюкзаками на спинах. Бабулька тащит сумку на колесиках. Дети бегают среди толпы. Цыганка с чумазым младенцем притаилась в углу. Тут всего-то три платформы. Откуда отправляется поезд на Москву? И когда точно?

Безликий женский голос возвестил по громкой связи, что поезд на Москву будет подан на первую платформу. Еще только будет! В конце концов, Кравцовы могли еще просто не прийти на вокзал. Турецкий взглянул на табло – действительно, еще минут сорок до оправления.

Можно перевести дух. Наверняка они появятся минут через десять, поезд будет уже стоять, и останется время попрощаться спокойно. Все задуманное будет крайне сложно исполнить: у него нет полномочий для задержания. Скорее всего, затея кончится ничем. Останется только обрабатывать дальше упрямого Анциферова.

Вот они! В дверях показались отец и сын. За ними чуть поодаль шел спортивный мужчина в строгом костюме. Охрана. А мать, значит, не пришла проводить сына. Довольно странно.

Ничего странного, на самом деле. Илья к такому «раскладу» был готов и даже обрадовался, когда выяснилось, что Люда уже сказала ему все, что хотела, дома. А говорила она много.

После того как он заперся в комнате, никто, вопреки опасениям, не кинулся его догонять. От Вики потом пришло крайне холодное сообщение с пожеланиями счастливого пути. Он не ответил. Даже «спасибо» не написал. Люда оставила его в покое минут на сорок. Наверное, думала, что он сам выйдет. Потом начала суетиться. Пришла, пыталась открыть дверь, а когда обнаружила, что заперто изнутри, начала скандалить прямо в коридоре. Сначала он молчал, сил не было отвечать. Наконец, стало ясно, что так просто не отделаешься. И вообще, неприлично как-то. Она же все это принимает на свой счет. Ей не объяснить, не рассказать про эту треклятую эсэмэску от Дэна. Остается только стиснуть зубы и делать вид, что все это – следствие его извечного эгоизма и несдержанности.

– Тебе плевать на меня! Это я понимаю! Даже в день твоего отъезда! Но девочка несчастная в чем виновата? Она ушла с таким видом, будто ей на голову нагадили. Ты прекрасно знаешь, я никогда не понимала, что такое особенное ты в ней нашел, но зачем же вот так? Это просто невоспитанно, если хочешь знать! Мне стыдно за тебя!

Стоило немалого мужества выйти и попросить прощения. Сказать: «Извини. Я вел себя, как идиот. Прости меня». Она, в общем, удовлетворилась. Потом, правда, еще продолжила «воспитательную беседу», но уже без прежнего запала.

Он ее не слышал. Голову сверлила только одна мысль – как? Как такое возможно? Неужели у них есть какие-то доказательства? Не может этого быть. Тогда почему Дэн… Это, наверное, какое-то недоразумение. В любом случае Дэн не проговорится. В этом можно не сомневаться. Надо взять себя в руки и как-то дожить до поезда.