Омытые кровью - Сергей Иванович Зверев

class="p1">– Да куда больше, чем в прошлом году, – заметил милиционер. – Народ снимается с мест. Куда-то едет. Не сидится ему на одном месте. И это очень плохо.

– Почему? – поинтересовался я.

– Да обычно движение это начинается к сильным общественным потрясением.

Вот и он о том же. Не меня одного давит растущее напряжение вокруг. Будто набухает грозовое облако над страной.

Этот же печальный хор в тот же вечер поддержала своим тонким голосом и Варя. Я провожал ее с работы домой. И настроение у нее было какое-то задумчивое.

– Что пригорюнилась, красна девица? – спросил я. – Аль не мил тебе добрый молодец?

– Да ты ни при чем, – вполне серьезно ответила она. – Мысли разные так и гуляют в голове. И тоска какая-то.

– Откуда в столь светлом создании столь темные мысли?

– Тебе бы все шутить, Саша!.. Понимаешь, тяжело мы с тобой жили. А ведь так хочется, чтобы со временем все становилось лучше. А становится только тревожнее.

– Это ты про что?

– Много слишком раздражения и недопонимания у людей. Взять наших больных. Все друг другом недовольны, спорят до хрипоты. Власть недовольна крестьянами. Крестьяне – властью. Нэпманы ненавидят всех и грезят о временах, когда все будет по-старому, они будут владеть заводами и пароходами. А хлеба все меньше. И он все дороже.

– Сгущаешь краски.

– Не сгущаю. Старики говорят – голод будет. А у них чутье. Голод и тиф, это вроде как всадники Апокалипсиса. – Варя совсем погрустнела. При воспоминаниях о тифе, забравшем ее отца и развернувшем на сто восемьдесят градусов всю ее жизнь, у нее на глазах всегда появлялись слезы.

– Нет, Варенька. Конца света у нас не будет. А будет построение социализма в отдельно взятой стране. Это я тебе по секрету как будущей жене сотрудника ОГПУ говорю.

На последние слова она сочла за лучшее не отреагировать. Но уверен, что они уже начали баламутить ее сознание, как дрожжи. Такова женская природа.

Между тем крутились наши городские дела. Продолжалось следствие по хозяйственному делу о хищениях в шахтоуправлении. Арестовали еще одного соучастника, из вышестоящей торговой организации в области – тут областники постарались.

Если раньше наши жулики из шахтоуправления еще стеснялись рассказывать о своих подвигах и юлили, то теперь, наконец, поняли, куда дело идет, и заголосили по-настоящему, опережая друг дружку в даче признательных показаний и явках с повинной.

Я периодически допрашивал их. Меня интересовало одно – гибель инженера Синицына. Мне казалось, что тут кроется нечто принципиально важное. Убеждение, что это не жулики оплатили Хвату смерть инженера, во мне приобрело некую монументальную незыблемость. Ни при чем здесь Зильберман и Турусов.

Тогда напрашивалась следующая версия – Хватов совершил убийство по приказу Атамана. Только вот они никаким краем друг друга не касались. Тогда зачем тому смерть какого-то инженера? Чем мог помешать сотрудник шахтоуправления Атаману? Причина была важная, иначе Шустов не стал бы подвергать опасности разоблачения своего агента, который осуществлял столь значимые функции связи. Но подверг. Может, инженер обладал каким-то опасным знанием? Но каким? Синицын вообще мало с кем контактировал и мало чем интересовался, кроме своих шахт. А Шустова шахты интересовали только с точки наличия там клада. В общем, загадка была заковыристой. И мне казалось, если я ее решу, то много станет понятно.

Вообще по делу Атамана, золота и бандподполья вопросов и сомнений накопилось немало. Мне вся ситуация напоминала как-то виденную мной игрушку – английский детский конструктор Хорнби. В набор там входят всякие болты, гайки, уголки, колесики, перекрытия. И нужно из них собрать какую-нибудь модель с картинки. И как ни стараешься, либо винтиков не хватает, либо остаются лишние детали. Так и у меня – чтобы создать фигуру, не хватало деталей или появлялись лишние, которым я никак не мог найти достойное место.

Да, не Шерлок Холмс я. И даже не доктор Ватсон. Единственно, что успокаивало, – мои коллеги тоже не блещут. Но, в отличие от них, я хоть способен понять, что что-то не так. И у меня возникают каверзные вопросы, что уже много. Правда, где искать на них ответы? Инженер Синицын. Золото. Предательство. Агентурная сеть. Шурупчики и детальки. И Атаман, который никогда не уйдет из нашего края без золота. Значит, снова будут бандитские вылазки. Снова будет литься кровь. И снова мы будем пытаться выкурить его с проклятых болот.

Голова кругом шла. И тут в моих блужданиях в потемках забрезжил свет. Главное в нашем деле – это упорство, мягко переходящее в упрямство и упертость. Не сдаваться и не расслабляться. Тогда есть шанс пройти путь от «ищи ветра в поле» до «ищущий да обрящет» и в итоге прийти к заветному «кто ищет, тот всегда найдет».

Вот я и нашел недостающую деталь английского заковыристого конструктора. Притом там, где никак не ожидал. В процедурном кабинете нашей больницы…

Глава 39

Баранки были хорошие. Еще теплые. С маком и какими-то ароматными добавками. И они прям таяли во рту. Все-таки умеют нэпманы делать всякие приятные штучки – этого у них не отнять. Плохо только, никакой зарплаты сотрудника ОГПУ на такие конфетки-бараночки не хватит. Но побаловать Варюшу, мой свет в окошке, все же время от времени можно.

Девушку я нашел в процедурной. Там под ее чутким руководством неизменный почитатель Гордей ремонтировал рассохшийся платяной шкафчик, вставляя туда стекло. Делал он это умело – у несчастного парня руки были золотые.

Я крепко сжал ладонь Вари, с колоссальным трудом удержавшись, чтобы не поцеловать ее на людях – она к этому относилась очень серьезно, не дай бог что лишнего подумают. Это у нее семейное. В глазах людей доктор должен быть идеален. И еще я видел, что она до сих пор смущена моими вчерашними словами о супругах чекистов.

– Ну что, будем пить чай? – положив кулек с баранками и кусковым сахаром на стол, осведомился я.

– Сейчас чайник согрею, – засуетилась Варя.

– Гордей, кончай работать. Давай баранки рубать.

Юродивый закивал, но работать не бросил. Сел он к нам за стол, когда Варя уже разливала по красным чашкам в горошек ароматный отвар. Чай у нее кончился еще три дня назад, на новый денег не хватало, но травки были, по-моему, не хуже.

Только мы успели отхлебнуть по глотку обжигающей жидкости, как примчалась дежурная медсестра и заголосила, что Сарычеву из третьей палаты совсем плохо, а доктор уже ушел.

Варя тут же вскочила и побежала в палату. А мы остались с Гордеем с глазу на глаз.

Я чувствовал себя немножко неуютно. О чем говорить с ним? И молчать тягостно.