Забрать любовь - Джоди Пиколт

Я закрыла глаза и попыталась себе это представить. Я не поверила в то, что все именно так и было. В конце концов, я не слышала маминой версии.

— А потом? — поинтересовалась я.

— А потом мы поженились. Всего через три месяца после знакомства. Твоей маме пришлось нелегко. Некоторые из моих глуховатых тетушек на свадьбе называли ее Пэтти. Ей достались фарфор, хрусталь и столовое серебро, которое выбирала Пэтти, потому что, когда первую свадьбу отменили, многие уже успели купить подарки.

Отец встал и вернулся к соске. Я проводила его взглядом и вспомнила, что когда по праздникам мама ставила на стол посуду в розочках и украшенные золотыми листочками бокалы, то неизменно приходила в дурное расположение духа. Я даже представить себе не могла, как можно жить в гнезде, которое свил для тебя кто-то другой. Быть может, если бы наша посуда была украшена голубыми ободками или геометрическими фигурами, мама нас никогда не оставила бы?

— Так что же случилось с Пэтти? — вслух спросила я.

* * *

Поздно вечером я почувствовала папино дыхание у себя на виске. Он склонился над постелью, думая, что я сплю.

— Это только начало, — прошептал он. — Я знаю, что это не то, что ты хочешь услышать, но он не тот человек, которому ты посвятишь свою жизнь.

Неслышно ступая, отец вышел за дверь. Но его слова еще долго висели в воздухе. В открытое окно струился душный воздух. Запахло дождем. Я быстро встала и натянула вчерашнюю одежду. Бесшумно сбежав по лестнице, я вышла из дома. Мне незачем было оглядываться, чтобы знать, что отец смотрит мне вслед, прижав ладони к стеклу и наклонив голову.

Я поворачивала за угол, когда на лицо упали первые капли, холодные и тяжелые. Когда я была уже на полпути к заправке Флэннаганов, ветер яростно трепал мои волосы и пытался сорвать куртку с моих плеч. Дождь хлестал меня по щекам и голым ногам с такой силой, что я, наверное, сбилась бы с пути, если бы не проделывала его годами.

Джейк втащил меня внутрь, спасая от бури, и начал целовать мой лоб, мои веки, мои ладони. Он стащил с меня насквозь промокшую куртку и обернул мои волосы лоскутом старой замши. Он не спросил меня, зачем я пришла. Я не спросила его, почему он оказался в гараже. Мы прислонились к поцарапанной дверце старого «шевроле», жадно ощупывая лица друг друга, как будто впервые знакомясь с их линиями и очертаниями.

Джейк повел меня к пригнанной на ремонт машине — внедорожнику «Джип Чероки». За его аквариумными стеклами неистовствовала буря. Джейк через голову стащил с меня рубашку, расстегнул мой бюстгальтер и провел языком по груди, от одного соска до другого. Скользнув руками по моей талии и животу, он расстегнул молнию на юбке и стянул ее через ноги. Я почувствовала руку Джейка на своей груди, а его губы уже прижимались к тонкой ткани моих трусиков и обжигали бедра.

И вот уже на мне ничего нет, и он стоит возле меня на коленях, гладя и ощупывая мое тело, как будто оценивая размеры своей новой собственности.

— Ты прекрасна! — говорит он.

Это звучит тихо, как молитва, а он склоняется надо мной и целует меня. Продолжая целовать меня, он начинает раздеваться. Одновременно он гладит мои волосы, а мне кажется, что меня пронизывают тысячи разноцветных стеклянных нитей. Они натянуты так туго, что я знаю точно — сейчас они не выдержат, они порвутся. Когда Джейк входит в меня, мир вокруг вспыхивает ослепительно белым светом. Затем я вспоминаю о необходимости дышать и двигаться. В момент, когда мир обрушился, я широко открыла глаза. Я не думала ни о Джейке, ни о мгновенной вспышке боли. Я не думала о дурманящем аромате «Мальборо» и помады, пропитавших интерьер джипа. Вместо этого я прищурилась, глядя в обезумевшее ночное небо и ожидая кары Господней.

Николас

Женщины лежали на синем ковровом покрытии, как цепь островков в океане. Их животы вздымались вверх и подрагивали в такт вдохам и выдохам. Николас опоздал на класс Ламазе. Более того, хотя это было уже седьмое занятие из десяти, Николас пришел сюда впервые. Все предыдущие он пропустил из-за занятости на работе. Пейдж настаивала на том, что это необходимо.

— Может, ты и умеешь принимать роды, — убеждала она, — но у врача и помощника роженицы абсолютно разные задачи.

«А какие задачи у отца?» — подумал Николас, но промолчал. Пейдж не признавалась в том, что очень нервничает, но он и сам это видел. И ей было совершенно необязательно знать, что последние несколько месяцев Николас каждую ночь просыпался в холодном поту, охваченный беспокойством за ребенка. Его волновали не роды, он мог их принять с закрытыми глазами. Но что потом? Он никогда не держал на руках младенца. Обходы педиатрических отделений во время практики в счет не шли. Он понятия не имел, как сделать так, чтобы ребенок не плакал. А как помочь ему срыгнуть? А каким он будет отцом, если его почти никогда нет дома? Конечно, с ребенком днем и ночью будет Пейдж, и это его устраивало намного больше, чем необходимость отдавать малыша в ясли. Во всяком случае, так ему казалось. Иногда Николаса охватывали сомнения относительно того, чему Пейдж сможет научить их ребенка. Ведь она сама почти ничего не знает об этом мире. Он подумывал о том, чтобы накупить красочных самоучителей типа «Как заставить ребенка говорить», «101 прием для стимуляции интеллектуального развития вашего малыша», «Путеводитель по развивающим играм и игрушкам», но знал, что Пейдж обидится. Да и вообще идея материнства ввергла Пейдж в такую депрессию, что он пообещал себе не затрагивать острых тем до появления малыша на свет. Николас вцепился в край двери, обводя глазами класс. Ему впервые пришло в голову, что он, возможно, стесняется своей жены.

Она лежала в самом дальнем конце комнаты. Ее волосы рассыпались по ковру, а руки покоились на огромном бугре живота. У всех остальных женщин были партнеры, но Пейдж была одна. Терзаясь угрызениями совести, Николас быстрыми шагами пересек комнату. Он осторожно сел на пол позади нее, а ведущая занятие медсестра подошла к нему, чтобы пожать руку и предложить табличку с именем. НИКОЛАС — значилось на табличке, снабженной изображением улыбающегося пухлощекого младенца.

Медсестра дважды хлопнула в ладоши, и глаза Пейдж распахнулись. Она улыбнулась ему, глядя на него снизу вверх, и он понял, что на самом деле она даже не пыталась расслабиться. Она притворялась. На самом деле она почувствовала его появление чуть ли не раньше, чем он отворил дверь класса.

— Добро пожаловать на занятие для провинившихся мужей, — прошептала она.

Николас откинулся на подушки, которые опознал как атрибуты собственной спальни, прислушиваясь к рассказу медсестры о трех этапах родов и о том, чего следует ожидать в ходе каждого из них. Он подавил зевок. Медсестра показывала будущим роженицам и их мужьям фотографии плода, со скрещенными ручками и ножками продвигающегося по родовым путям. Бойкая белокурая женщина в другом конце комнаты подняла руку.

— Правда ли, что наши роды будут очень похожи на роды наших матерей? — поинтересовалась она.