Дорогая Лав, я тебя ненавижу - Элия Гринвуд

написано его имя?

Этого… я не ожидала.

Зак

Возьми трубку и узнай.

Телефон звонит один раз.

Два.

Четыре.

О.

Мой.

Бог.

На долю секунды я позволяю себе задуматься об этом.

Представить, что будет, если я возьму трубку.

Поговорю с ним.

Позволю услышать мой голос.

Интересно, был бы у нас шанс в реальном мире? Или он никогда бы не простил меня за то, что я с самого начала знала, кто он, и врала ему. Интересно, правильно ли я поступила, спрятавшись за этой личиной «Лав»?

Вместо того, чтобы быть собой.

Авиной.

Все мои надежды и мечты выходят из-под контроля, прежде чем столкнуться с холодной кирпичной стеной, которую называют реальностью.

Мы никогда не сможем быть чем-то большим, чем признаниями в книге.

Мы никогда не сможем быть настоящими.

Итак, я выбираю еще немного побыть Лав.

И отклоняю вызов.

Лав

Зи, мы не можем. Будет слишком рискованно, если ты услышишь мой голос.

Зак

Тогда ничего не говори. Просто слушай.

Он звонит снова.

Я отклоняю вызов во второй раз.

Он тут же перезванивает.

Зак

Рискни, Эл.

Горло перехватывает, я прижимаю телефон к груди и принимаю вызов. Я подношу телефон к уху, напрягаясь так, словно мои чувства к парню на другом конце провода – бомба замедленного действия, которая вот-вот взорвется у меня под носом. В трубке не раздается ни звука.

Но я слышу, как он дышит.

Черт возьми, у него даже дыхание горячее.

Пока он не нарушает молчание.

– Привет, – говорит тихий, глубокий, до абсурда сексуальный голос, и от этого простого звука по моему позвоночнику пробегают мурашки. Я не произношу ни слова, что, похоже, не удивляет его, потому что он сразу же переходит к делу:

– Видишь стакан воды со льдом на твоей тумбочке?

Я бросаю взгляд на стакан, о котором идет речь.

Откуда он знает о нем?

Точно. Должно быть, он видел его на заднем плане моей первой фотографии.

– Подними его, – командует он.

Сбитая с толку его словами, я протягиваю руку, чтобы взять стакан, который ранее наполнила на кухне.

– Достань из стакана кубик льда для меня, хорошо? – по его тону я понимаю, что он не спрашивает.

Этот голос.

Я слышала его столько раз в реальной жизни, но Ксав по телефону… Я даже не могу описать, что этот парень делает со мной. Чем понятнее становятся его намерения, тем быстрее учащается мой пульс. Я слушаюсь, погружая пальцы в ледяную воду, и морщусь от ее температуры.

– Проведи им по шее.

Подчиняясь его воле, я прижимаю тающий лед к мягкому месту за ухом и провожу им по шее. С легким вздохом я касаюсь ключицы.

Черт, холодно.

Ксавье издает низкий стон в ответ на звук, который только что вырвался из моего горла, и мысль о том, что он хватается за любую малость, которую я ему дам, воспламеняет мое сердце. Он так же отчаянно нуждается во мне, как и я в нем.

Черт, я бы хотела, чтобы это было по-настоящему.

Хотелось бы мне, чтобы мы были настоящими.

– Грудь, – инструктирует он.

Кубик льда скользит от моей ключицы к груди, приближаясь к ткани тонкого бюстгальтера, и я закусываю губу, чтобы заглушить свое прерывистое дыхание.

– Сними его, Эл, – приказывает он, и мои внутренности практически плавятся от этого прозвища на его губах. Так приятно слышать, как он произносит его вслух. По команде я стягиваю бюстгальтер с груди, холодный воздух, словно острый хлыст, бьет по моим болезненно твердым соскам.

– Хорошая девочка, – хрипит он, и только эти два слова вызывают сильную, сводящую с ума пульсацию между ног. – Тебе, наверное, все еще больно. Почему бы тебе не спуститься ниже и не приложить к новым пирсингам немного льда?

Я тяжело сглатываю, моя рука скользит по груди, чтобы прижать кубики льда к моим твердым, сжатым соскам. Я издаю громкий, неловкий вздох от этого ощущения и зажимаю рот. Я думала, они все еще будут чувствительны после прошлой ночи, но нет ни боли, ни дискомфорта, когда я вращаю кубик льда вокруг пирсинга. Только этот адский жар. Пронизывающий все мое тело, будто молния.

Такое ощущение, что Ксавье здесь.

В моей постели.

Прикасается ко мне.

Словно читая мои мысли, он произносит болезненное, раздраженное:

– Черт, это должен быть я.

Я сжимаю бедра вместе, чтобы ослабить давление между ног. Прости. В следующий раз повезет больше. Пульс только усиливается, и я понимаю, что меня уже не остановить.

– Почему, черт побери, это не я, Эл? – в его голосе слышатся чувственные нотки. – Почему это не я прикасаюсь к тебе сейчас? Твою мать, почему?

Я представляю это.

Визуализирую.

Вижу, как его язык дразнит мой проколотый сосок, и тихий стон вырывается из моего рта прежде, чем я успеваю его остановить. Кажется, его это заводит, потому что в отчаянии он тихо выдыхает:

– Господи, просто скажи мне, кто ты. К черту договор. К черту секреты. К черту все это. Просто скажи мне, кто ты, Эл. Пожалуйста. Пусть это будет по-настоящему.

Его эмоции разбивают мне сердце на миллиард крошечных кусочков.

Я тоже хочу, чтобы все было по-настоящему.

Больше, чем когда-либо я хотела чего-то в своей жизни, но «настоящее» – это самое страшное место, куда может попасть хрупкое, поврежденное сердце. А мое невозможно хрупкое.

Я не отвечаю и тяжело дышу в трубку, но он не обижается на это, отправляясь в опасный путь.

– Сними. Все.

Лед уже полностью растаял, оставив лишь лужицу, стекающую по моей груди, но это не мешает мне подчиниться. Я прерывисто вздыхаю, развязываю пояс легинсов и спускаю ткань по бедрам.

– Эшли, милая? Ты наверху?

Чеееерт.

По лестнице раздаются торопливые шаги.

Моя мама дома.

Шаги становятся громче, и до меня доходит, что у меня есть максимум три минуты, прежде чем мама распахнет дверь моей спальни и застанет меня полуголой на кровати.

Разумеется, чтобы спросить меня, где ее драгоценная Эшли.

Эш ведет себя странно с тех пор, как порвала с неудачником Логаном, – не спрашивайте. Она не рассказывает нам почему. Каждый вечер она приходит домой все позже и позже, не говорит маме, где она, пропускает два урока пения из трех. Я прикрываю ее как могу, но в нашем маленьком городке не так много мест, где может быть моя сестра-суперзвезда.

– Эшли? – снова кричит мама.

В панике я сбрасываю вызов, не попрощавшись с Ксавье, и вскакиваю