Исход из Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

что-нибудь пожрать? Сначала можно пожрать, если хочешь.

— А почему мы не можем есть и одновременно разговаривать? — сказала она, заметив выражение лица Прилипалы. — Мы уже не дети.

— Лады. Патера, ты самый голодный, а?

— Э, да, скорее всего.

— Тогда войди внутрь и принеси еду. Дверь не закрыта. Давай, шевелись, погляди на жратву и притащи то, что ты и генерал хотите. Да, и не забудь вина, и еще воды.

Прилипала сглотнул.

— А если они там? Внутри?

— В тебя они не шмальнут, могет быть. Скажи им, чтобы не шмаляли в меня. Скажи, что у меня только игломет. Когда мы пошли в тот дом, я решил, что игломета будет достаточно, и оставил карабин. А вообще-то я его обычно таскаю.

— Полагаю, я могу подчеркнуть, хм, этот момент. — Прилипала повернулся и наклонил голову.

— Хватит торчать тут, входи. Открывай дверь, твою мать.

— Он молится, — объяснила майтера Мята. — Он знает, что его могут застрелить, как только он войдет. Он вверяет себя Высокому Гиераксу и молится другим богам, быть может, в последний раз.

— Лады, но пусть пошустрит!

— Спасибо за ответ на первый вопрос, — сказала майтера Мята, чтобы отвлечь Паука. — Я согласна, что ты ответил полностью и честно, как и обещал. Мой второй немного сложнее. И я заранее объявляю, что речь не пойдет о каких-то тайнах нашего города. Или об Аюнтамьенто, насколько их обоих можно разделить.

Но прежде чем я задам вопрос, почему бы тебе тоже не помолиться? Если там солдаты, что ты считаешь очень возможным, они, скорее всего, будут стрелять в тебя, а не в Его Высокопреосвященство. Но уж если они выстрелят в него, то, безусловно, убьют и нас.

Рот Паука перекосила усмешка:

— А что о тебе, генерал? Ты же сивилла. Почему бы и тебе не помолиться?

Она вынула четки и стала перебирать их, одновременно формируя в голове ответ.

— Потому что за последние несколько дней я очень много молилась. Мне почти все время грозила опасность, и, что намного хуже, я сама посылала людей почти на верную смерть и молилась за них. Сейчас я только повторила бы прошения к богам, которые возносила так часто. И еще потому, что я опять и опять говорила богам, что согласна умереть, если они так хотят. Так что, если я и буду молиться, я буду молиться о том, чтобы Его Высокопреосвященство и ты остались в живых. Вот чего я прошу. Великий Пас, услышь мою просьбу!

Паук хмыкнул.

— Более того, я не верю, что там прячутся солдаты. Вот что здесь произошло, по-моему. Один из них находился в караулке, чего-то там выискивая. Он услышал, как Гокко вошел, и спрятался, потом выскочил, убил Гокко, причем Гокко сам виноват — наверно, он слишком небрежно осмотрел комнату и не нашел убийцу. Вода была взята из кладовки?

— Ага, — кивнул Паук.

— Тогда я склонна считать, что солдат был в туалете. Поскольку хэмы им не пользуются, он мог подумать, что Гокко не ожидает найти его там.

Паук ничего не ответил; он сидел, наполовину закрыв глаза и опершись спиной о стену из коркамня.

— И вот мой второй вопрос. Ты должен помнить, что, когда мы были наверху, советник Потто описал нынешнее положение дел Его Высокопреосвященству и мне, а потом спросил, кто управляет городом. По его описанию было ясно, что он имеет в виду Рани. Насколько я понимаю, ты бы с ним согласился. Ты там был.

— Точняк. Когда ее труперы вылетели из воздушного корабля, некоторые из ваших начали по ним шмалять. Ты в курсе?

— Да. Многие были убиты из-за этой трагической ошибки.

— Эти труперы решили, что Вайрон завоеван, и они были правы. Я уверен, они хотели помочь вам сражаться с нами. И сделать этого Шелка кальде. Но они его скинут, как только он в первый раз заартачится. А в чем вопрос?

— Ты уже ответил на него, по меньшей мере частично. Я собиралась спросить, что ты знаешь о планах Тривигаунта.

Прилипала прочистил горло:

— Я… э… готов. И решился. А вы, э? Вы готовы, хм?..

— Давай, топай, — сказал ему Паук.

Прилипала сделал два решительных шага направо и широко распахнул дверь.

— Это сортир, ты, поц!

Прилипала спокойно повернулся:

— Я, э, знаю об этом. Я, хм, подслушал, а? Ничего не мог сделать. Генерал, хм, указала, что этот… a… туалет может быть местом… э… величайшей опасности. Я уважаю ее интеллект. Больше, чем твой, если я могу быть… э… невежливым.

— Обычно я соображаю лучше, — сказал ему Паук. — А теперь давай, двигай туда, где тебе сказали быть, и не забудь принести мне бутыль.

— Ты… э… несомненно, захотел бы, чтобы я рискнул и вошел в туалет. — Прилипала открыл дверь кладовки. — Поэтому я, э? По совету бессмертных богов. Или я хотел бы, хм, иметь его. Сначала бо́льший риск.

Он вошел в кладовку.

— И что касается, э, этой… — Хлопнув в ладоши, он зажег единственный тусклый огонек на потолке. — Равно невинна. Безлюдна.

— В таком случае я бы хотела еще одну бутылку воды, Ваше Высокопреосвященство, если вам не трудно, — твердо заявила майтера Мята. — И немного хлеба, если есть. И мяса. Я была бы очень благодарна. — Повернувшись к Пауку, она продолжила: — Меня интересует то, что ты знаешь или заметил, а не то, о чем ты догадываешься. Ты точно знаешь это? Или просто так, гадаешь?

— Я точно знаю. А сейчас ты захочешь узнать, откуда я знаю.

Она покачала головой, поражаясь тому, что она — маленькая майтера Мята с Солнечной улицы! — пререкается с таким мужчиной и по такому вопросу.

— Я не требую, чтобы ты открыл свои источники.

— А я все равно скажу. Мне рассказал об этом советник Потто перед тем, как мы пошли наверх. Он-то уж точно не гадает.

Из кладовой вышел Прилипала с пыльной бутылкой вина, двумя такими же пыльными бутылками воды и несколькими маленькими пакетами, каждый из которых был завернут в цветную синтетическую упаковку.

Паук взял вино.

— Коричневая — хлеб, красная — мясо. Я должен был сказать тебе, но, похоже, ты сам допер.

— Не… э… великая загадка. — Прилипала сел. — Вот, э, неоткрытый пакет, майтера. Я, хм, попробовал другой. Что-то соленое, но вкусное.

Она взяла красный пакет и нетерпеливо развернула его: плоские кусочки, похоже, сушеное мясо.

— Мы благодарим всех богов за эту превосходную еду, — прошептала она. — И особенно благодарим Честную Фэа. Спасибо и Пасу-Пастуху за жирных коров. — Она разорвала зубами жесткое мясо и подумала, что оно сладкое, как сахар.

— Советник