Мы, дети золотых рудников - Эли Фрей

Я делаю выбор.

Смотрю вдаль, туда, где за холмами виднеются верхушки Пряничных домиков.

Эх, девчоночка… Пошла ты не с тем парнем.

Прощаюсь с Пряничным миром. Прощаюсь со сказкой…

Я бегу по узким улицам мимо сараев и бараков, перепрыгиваю вонючие стоки и мусорные кучи. Бегу туда, где мне место. Где меня ждут. Где я нужен.

Я влетаю на баржу тропическим циклоном. Здесь что-то происходит: обычно пацаны сидят расслабленно, а тут все столпились вокруг стола, как будто обсуждают какую-то военную стратегию.

Все оборачиваются ко мне, смотрят и молчат.

– Сегодня стрелка с Заводскими. На СВАЛКЕ. Там и будет твое посвящение.

Вот так коротко Архип сообщает мне о планах нашей команды. Я даже рад этому: злость еще не прошла, и мне не терпится устроить кому-нибудь жарню.

Враги уже ждут нас на свалке. А мы немного опаздываем. Я иду впереди, гордо подняв шест, к которому гвоздями прибита Антуанетта. Крысу я поймал вчера и вчера же ее прибил. Сегодня она немного попахивает, я чувствую легкий запашок разложения. Но, когда мы подходим к свалке, тошнотворная вонь гниющих отходов заглушает все другие запахи.

Мы с Архипом идем рядом, ступаем в ногу; я поднимаю шест с крысой высоко над головой, размахиваю им, как флагштоком, Архип поджигает дымовой факел, и над нами начинает клубиться желтый дым. Остальные наши ребята идут чуть сзади. Мы проходим мимо огромной кучи полных мусорных пакетов, ступаем по пластиковым бутылкам и осколкам стекла.

Я вижу противников, они стоят у горы из ржавых бочек. Заводские не старше наших: на вид им не больше пятнадцати.

Это моя первая схлестка. Но я не боюсь. Не страшит даже то, что мне всего тринадцать. Ведь я не один, внутри меня мои маленькие бесы. Меня переполняют ярость и злоба, и я уже вижу, как втыкаю шест с крысой в чье-то мягкое брюхо.

Увидев нас, Заводские начинают мерзко смеяться, что-то выкрикивать, пританцовывать на месте. Все их действия говорят о том, что им не терпится подраться.

Их человек десять-пятнадцать, столько же, сколько и нас.

Мы встаем в круг. В центр выходят двое: Архип – с нашей стороны, со стороны Заводских – коренастый паренек с обритой налысо головой. Зачинщик и ответчик… Существуют специальные правила, как нужно вести себя во время стрелок. Не знаю, кто их выдумал и кто их вообще соблюдает. Разговор зачинщика с ответчиком – это просто ненужная формальность, ведь через две минуты мы все уже рубимся.

Шум, гам, борьба, удары… Желтое облако над нами похоже на ядерный гриб. Я пытаюсь не упустить из виду Архипа, пробираюсь через разгоряченные тела и иду к нему на помощь. На него напали двое, я отшвыриваю одного в сторону. Им оказывается коренастый лысый мальчишка – очевидно, вожак Заводских.

Некоторое время я не нападаю на него, только уворачиваюсь от его ударов. Моя цель – сбить противника с ног, и я жду удобного момента. Он пару раз задевает мне по уху, сильно бьет в шею, но я не чувствую боли.

Я не выпускаю из рук шест, использую его как щит.

Наконец наступает подходящий момент, и я, держа шест перед собой, бросаюсь противнику под ноги. С высоты своего роста он падает на землю, а я, издав победный клич, кидаюсь на него сверху. Он бы свалил меня одним точным ударом кулака в челюсть, но я не даю ему такой возможности и, наклонившись, вцепляюсь зубами ему в ухо.

Сразу же чувствую, как рот наполняется теплой кровью. Не моей кровью.

В эту минуту я думаю о своих родителях и о старшем брате. Я никогда не был образцовым сыном. Таким всегда был Глеб, и я не смог бы им стать, как бы ни старался.

Я – позор семьи.

Прости, мама. Я все равно всю жизнь был для тебя плохим сыном. Если не сделаю этого, я не стану для тебя лучше, как бы ни хотел. Это ничего не изменит. Абсолютно ничего.

Лысый пацан кричит пронзительно, как девчонка, а я продолжаю стискивать зубы.

Вокруг все замирают… Я вижу краем глаза, что почти все наши повалили врагов на землю и теперь наблюдают за мной.

Разжимаю зубы. Вряд ли я откусил ухо Заводскому, но поранил здорово. Парень садится и прижимает руки к окровавленной голове. Я не даю ему опомниться – размахиваюсь и наношу сокрушительный удар шестом, тем концом, к которому прибита крыса.

– БАМ!

Я думаю о милой Пряничной девочке, которая всегда напоминает новогоднюю игрушку. О девочке в нарядных платьях, которая живет в мире, построенном из леденцов и конфет. О девочке, для которой я бы никогда не смог стать хорошим другом. Не место… Не место… Тебе здесь не место… Там, за чертой, мне всегда будут напоминать об этом.

Я думаю о Глебе, который, сколько я его помню, был для всех такой хороший. Его постоянно хвалили и дома, и в школе. Умник-разумник, гордость школы. Помогает родителям, неизменно вежливый и отзывчивый. Пошел на жертву – отправился работать на шахту, желая помочь семье.

Не проходит и дня, чтобы родители не ставили его мне в пример. Родители, учителя, соседи – все вокруг твердят мне, что Глеб идеал, а я отброс.

– БАМ!

Еще удар. И еще.

Мама, папа. Я ваш младший сын. И я всегда буду только вторым. Что бы ни делал, плохое или хорошее.

Я наношу удар за ударом, мне просто нужно выместить на ком-то свою злость.

От бедной крысы уже почти ничего не осталось, ее мозги растеклись по куртке моего противника. Или это кишки? В биологии я не очень силен, в прошлой четверти у меня была тройка… К джинсам лысого врага прилип лоскут крысиной шкуры.

Прости, мама. Я всегда буду позором семьи.

Я перестаю бить. Перевожу дух. Половину моего лица заливает теплая жидкость, я обтираюсь рукавом. Я смотрю вокруг – на друзей и врагов – и смеюсь.

Это победа. Я принес нам победу.

Вожак Заводских превратился в жалкое тельце, измазанное внутренностями дохлой вонючей крысы. Он для нас больше не угроза. Он навсегда запомнит эту драку. И больше не посмеет сказать против нас ни слова. Я уверен, что Заводские с этого дня оставят нас в покое. Мы отвоевали баржу – она теперь официально признана нашей.

Перед глазами мутная пелена. Я слышу ликование наших, слышу, как Заводские с позором убегают прочь.

Рядом остаются только мои друзья. Они обступают меня кругом и хлопают по плечу.

– Он прошел, прошел посвящение! Ты теперь наш, Брык!

Мама, папа, Глеб. Простите меня за то, что я не был хорошим сыном и братом.

Теперь я понимаю, что за пелена стоит перед глазами: это слезы. Слезы радости. Мое место – в команде Архипа. Здесь я никогда не стану вторым. Здесь мы все – первые.

Простите меня, мама, папа, брат. У меня теперь другая семья.

Я нашел свое место.

Парни вроде нас… Вы найдете нас под мостами, в пустых подворотнях. На заросшей линии железной дороги. На теплотрассах. В заброшенных шахтах. Мы любим темноту, потому что в темноте нас трудно поймать. Мы любим места, где редко бывают люди. Места, у которых нет глаз и ушей, которые не видят и не слышат нас. Места, где нам не тесно. И где мы свободны.