Внуки - Вилли Бредель

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 43 44 45 46 47 48 49 50 51 ... 145
Перейти на страницу:
эмигранта, нашедшие работу, незаметно уходили — у них были собственные ключи.

Около полудня в номерах и коридорах начиналась жизнь. Хлопали двери. Кричали дети. Бранились женщины. Беспрерывно шумела вода в уборных; радиоприемники ревели, словно старались перекричать друг друга. Во всех номерах варили кофе, готовили обед; клубы чада и разнообразнейших запахов заполняли коридоры. По одному аромату стряпни можно было догадаться, к какой национальности принадлежит тот или иной постоялец.

В соседнем номере жили итальянцы, супружеская чета с тремя детьми. Муж носил благозвучное имя — Джино Джиолитти — и был анархистом. Его земляки, жившие в гостинице, говорили о нем с глубоким уважением. Он пользовался в их среде особым почетом. Передавали, что Джино Джиолитти организовал несколько покушений и что его побег из итальянской тюрьмы — верх отваги и дерзости. Обо всем этом Вальтер наслышался раньше, чем ему привелось увидеть своего соседа.

Джино Джиолитти, невысокого роста хилый человечек, смуглый, черноглазый, костлявый, производил впечатление туберкулезного больного. Он говорил тихо и, не в пример другим жильцам, закрывал дверь осторожно и бесшумно; ни разу Вальтер не слыхал, чтобы он повысил голос, а ведь семья Джиолитти жила за стеной. Зато у его супруги, которую звали, кажется, Сориа, солидной женщины, ростом на целую голову выше мужа, был резкий и громкий голос. Судя по тому, что Вальтер мог узнать о семейной жизни Джиолитти сквозь стену, именно она держала в руках бразды правления, задавала тон и распоряжалась.

Как-то вечером Вальтер столкнулся на лестнице со старым знакомым, Отто Вольфом.

— Ты живешь здесь? — удивленно воскликнул Вольф.

— Как видишь.

— Вот так так! По крайней мере, у меня теперь будет здесь знакомый.

Отто всего лишь несколько дней как приехал из Праги. «По заданию партии», — важно и таинственно сообщил он Вальтеру. Сам бы он ни за что не уехал из Праги, он там неплохо прижился, уверял он, да и партийная работа у него была ответственная.

— Пойдем-ка в бистро, разопьем бутылочку по случаю нашей неожиданной встречи, — сказал он и, видя, что Вальтер колеблется, прибавил: — Не беспокойся, плачу я.

Отто был необычайно говорлив, но вместе с тем как-то рассеян. Он, видно, испытывал потребность вновь и вновь подчеркивать, как высоко ценят его в эмигрантском комитете партии. О руководящих товарищах он говорил так, словно был их ближайшим соратником и ежедневно с ними встречался.

— А ты что здесь делаешь? — спросил он Вальтера.

— Работаю в Комитете борьбы за освобождение Тельмана…

— Знаю, знаю! Это тут недалеко, на одном из бульваров. Я ведь посылал вам из Праги информационный материал. Помнишь — подробный отчет об аресте саксонского комитета? Ведь это я прислал. Я раздобыл материалы.

— Саксонского комитета?.. Комитета партии? Не знаю такого отчета… Он поступил из Дрездена, что ли?

— Да, да, аресты были произведены в Дрездене, и мои курьеры собрали сведения. Ведь у нас превосходная пограничная организация в Рейхенбахе.

— Странно, что мне об этом случае неизвестно. Когда были аресты?

— Когда? Подожди-ка… В июле я был в Брно. Там среди эмигрантов завелась склока, мне пришлось вмешаться. В июле… в начале августа я вернулся в Прагу… Недели через две поехал в Рейхенбах — проверить пограничную организацию. Должно быть, аресты произошли в конце августа. Да, да, в последней трети августа. Сюда отчет поступил, думаю, в начале сентября…

— Ты помнишь фамилии арестованных товарищей? — спросил Вальтер.

— А что? Разве в комитете у тебя были знакомые?

— Не назван ли в отчете Тимм? Эрнст Тимм?

— Тимм? Возможно! Точно припомнить не могу. Но, боже ты мой, ведь отчет должен быть здесь… Узнай-ка у вас в комитете. Может быть, он лежит у Оскара. Хочешь, я спрошу?

— Нет, не надо. Я сам…

II

Вальтер расспрашивал об отчете во всех отделах комитета. Никому не было известно об арестах в Саксонии. Товарищ Эрика, через руки которой проходила вся почта, уверяла, что ни в августе, ни в сентябре из Праги не поступало никаких сведений об арестах в Дрездене. Вальтер на этом не успокоился, он доискивался, куда же девался отчет. Товарища Оскара было не так легко повидать, но Вальтер просил через связного назначить ему время для краткой беседы, и если можно, в понедельник.

Вальтер продолжал рыться в почте, поступившей за последние месяцы. За этим занятием его застала Айна.

Он рассеянно поднял глаза и опять зарылся в бумаги.

— Здравствуй!

— Добрый день!

Она стояла, как бы ожидая чего-то. Вальтер продолжал разбирать кипу отчетов.

— Ты что-нибудь ищешь?

— Да, — ответил он и подумал: «Бог ты мой, это же и так видно».

— Ты сердишься?

— Нет. Чего мне сердиться? Просто не нахожу то, что ищу.

— Не могу ли я помочь тебе?

— К сожалению, нет. Ты тут все, пожалуй, запутаешь.

— Ну и противный же ты!

Только теперь Вальтер взглянул на нее.

— Чем же это я противный? — Он видел и не видел ее. Все его чувства и помыслы принадлежали Тимму. Он должен узнать, что с ним. Неизвестность — хуже всего.

И он опять склонился над бумагами. Когда он поднял глаза, Айна уже закрыла за собой дверь.

«Невежа! Медведь! Пусть не воображает, что в воскресенье я поеду с ним в Версаль».

Рассерженная Айна ушла в свою комнату, где вместе с ней работала одна австрийская коммунистка, и достала отчет, который она готовила… Как он смеет так обращаться с ней? Смотрит сквозь нее, будто ее и нет здесь. Да она его после этого и знать не хочет! Очень он ей нужен!

Но работа не двигалась с места. Айна несколько раз принималась за отчет, писала две-три фразы, перечитывала и вычеркивала. Всякая охота работать пропала. Весь день испорчен. Отчет для Стокгольма она закончит в понедельник, ведь раньше и почта не уйдет. Айна торопливо собрала бумаги и заперла их в ящик.

Когда Вальтер заглянул в эту комнату, он застал только Герту, место Айны было пустым.

— Где Айна?

— Не знаю, — ответила Герта. — Уже с полчаса как ушла.

— Гм!.. Так…

Вальтер и Айна подружились, но часто ссорились и далеко не всегда сходились во мнениях. Айна была не из тех женщин, которые слепо исповедуют взгляды мужа или друга. Кто судил о ней только по тому, что она любила хорошо одеваться, кто посмеивался над ее страстью к красивому белью, тканям, обуви, на которые она тратила большую часть жалованья, кто, быть может, считал ее куколкой, тот быстро убеждался в своей ошибке, когда ему случалось узнать ее покороче или вместе с ней выполнить какое-нибудь политическое задание. Она немножко важничала, но была дельным товарищем, политически развитым и образованным,

1 ... 43 44 45 46 47 48 49 50 51 ... 145
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?