Лоренцо Великолепный - Наталья Павлищева

Прекрасный апрельский день подходил к концу, в воздухе носился аромат весенних цветов. Любой запах усиливается к вечеру, чтобы привлечь последних пчел, но запах весенних цветов отличается от летних и осенних. Летние цветы, словно напитавшись солнцем, пахнут терпко, иногда даже тяжело, а весенние как пробудившаяся природа – легко и нежно.

Фьезоле имение небольшое, оно совсем рядом с Флоренцией, от ворот Пинти меньше часа быстрой ходьбы, но стоило попасть на территорию поместья, и ты оказывался в другом мире. Здесь не было городского гвалта, не воняло падалью от Арно, не толпился народ. Да, за городом прекрасно, что и говорить…

Монтесекко невольно повел носом, к цветочному аромату примешивались запахи из кухни, но что это были за запахи!.. Не горелого старого жира, как бывает в дешевых тавернах, не гнили от отбросов, а умопомрачительные ароматы приготовленной еды. Кондотьер знал, каково кормят у Медичи.

Но наметанный взгляд выхватил и другое, как раз то, что хотел ненавязчиво продемонстрировать Лоренцо. Гости прибыли с небольшой охраной, ведь большая могла вызвать тревогу хозяев. А Медичи был готов к нападению. Монтесекко заметил и прекрасно организованную внешнюю охрану поместья, и множество слуг, у каждого из которых кинжал на поясе, и правильно организованное пространство для пира, не позволявшее бежать в случае нападения.

Да, они словно гладиаторы на арене, напасть-то смогут, а вот уйти живыми вряд ли даже в случае успеха нападения.

И все же Монтесекко был готов рискнуть.

Но Лоренцо принимал гостей один. Снова они услышали извинения: женщины и дети по совету врача уехали в Кареджи, а Джулиано дома из-за больной ноги. Позже Лоренцо пожалел, что не сказал, мол, уехал тоже. Эти два слова могли многое изменить, но разве человеку дано знать будущее?..

Монтесекко стало легко на душе. Одного Великолепного убивать бессмысленно, как ни болен его брат, но, узнав о гибели Лоренцо, сумеет поднять своих сторонников против заговорщиков. Не зря было приказано: только обоих братьев Медичи вместе. Кондотьер даже повеселел, сам заговор ему нравился все меньше и росло желание, чтобы все поскорей закончилось. Он был бы рад, сорвись покушение совсем. Бывает же так.

Повара Медичи расстарались, Зохан, кажется, превзошел сам себя.

Сказались свежие продукты. Одно дело покупать телятину на рынке или даже везти ее из поместья, как и птицу, но совсем иное использовать только что забитого кабана, свежее молоко, минуту назад сорванную зелень… А приправы, сахар и прочее привезли с собой из Флоренции. За рыбой тоже пришлось идти туда на рынок. Все получилось прекрасно…

На огромном серебряном блюде разлегся осетр, залитый имбирным соусом, на другом, подогнув под себя тонкие ножки, лежала маленькая косуля, зажаренная целиком и начиненная в свою очередь зайчатиной. На третьем распустил свой хвост павлин, чей язык подали отдельно вкупе с еще несколькими. Павлиньи язычки в пряном соусе очень хороши. Хорош был и цыпленок в медово-кислом соусе, и куропатки в желе, и свернутые кольцами миноги тоже под сложным соусом, настолько сложным, что никто даже не взялся угадать его состав. Кефаль, бронзовая шкурка которой еще пузырилась от горячего масла. Перепелки под миндальным соусом. Кровяные колбаски буристо с самыми разными добавками в начинке. Куропатки, зайцы и кролики были зажарены целиком, но прежде вымочены в красном вине с пряностями, отчего их вкус стал неповторимым. Домашние голуби, сначала сваренные в бульоне из каплуна (сами каплуны подавались отдельно в желе и с розмарином), начиненные протертой тушеной курятиной с изюмом, миндалем и имбирем, а затем слегка запеченные, украшенные грушами в сиропе и залитые белоснежным бланманже…

Раки, каракатица в соусе из ее же чернил, лини и угри…

Двадцать три варианта блюд из мяса, десять рыбных, а еще прошутто – пармская ветчина, но и здесь Зохан постарался. Один из больших кусков оставил целым, чтобы нарезальщик мяса мог показать свое искусство гостям, а два других огромных куска приказал нарезать как можно тоньше и превратил в рулеты, начиненные немыслимыми смесями из фруктов и специй. Причем в нескольких десятках кусков рулета начинка ни разу не повторилась!

И все это вперемежку с тающими во рту пирогами с разной начинкой от свежего порея, мелкой рыбы, зайчатины или курятины до самых изысканных фруктов, слегка припущенных и залитых нежнейшим сливочным кремом.

Ни разу не повторились не только начинки в рулетах из прошутто, уже дважды пиршествовавший в доме Медичи Монтесекко не увидел ни единого блюда из тех, что раньше пробовал. Даже горы засахаренных фруктов и сладости выглядели иначе. И пирога с его гербом из марципана тоже не было, зато каждый гость получил пирожное с собственным вензелем.

– Бог мой! Даже жалко есть! – невольно воскликнул Сальвиати.

– Ешьте, милорд. Повара повторят на память.

Повторили всем, вернее, принесли еще по одному.

Попробовать все не представлялось возможным, но после каждого блюда, даже если действительно снимали лишь пробу, не в силах съесть целиком или из желания оставить место для чего-то еще, в кухню отправляли слугу со словами, что вкусней ничего в жизни не ели.

Мало ел только Сальвиати. У архиепископа болел желудок, любая еда вызывала сильные спазмы, но, услышав об этом, Лоренцо и тут нашел выход. Он отправил слугу к Зохану с каким-то поручением. Уже через минуту перед архиепископом стояли несколько блюд самых нежных и воздушных с минимумом пряностей и перца – заяц, но из протертой зайчатины, угорь, который только казался целым, был искусно выложен из протертой тушенной в сливках рыбы, кролик, вымоченный в красном вине и очень долго тушенный на медленном огне, а потом залитый желе, бланманже, нежнейшие кремы… запеченные фрукты в сахарном сиропе, гора взбитых сливок, посыпанных дробленными орешками, молочно-яичные снежки… и, конечно, тающие во рту пироги и пирожные.

– Милорд, здесь нет и единой перчинки или гвоздики.

Пришлось благодарить за такую заботу и повара, и его хозяина.

Выползти из-за стола сил не оставалось. А уж о том, чтобы после такой трапезы попытаться убить хозяина дома… У Монтесекко крутилась одна мысль: как хорошо, что Джулиано не приехал.

Великолепный поднимал тосты за гостей, они ответные за хозяина. Это выглядело бы дружеской пирушкой, не будь такого напряжения вначале.

После слишком сытного и вкусного застолья напряжение спало, но, когда на столах остались фрукты, цукаты, пирожные, горы печенья и хвороста самого разного вида и вкуса, съеденное постепенно осело в животах, и способность мыслить вернулась, гости наконец вспомнили, зачем они, собственно, здесь. Не отдавать же дань умению поваров Медичи.

Юный кардинал сидел между Лоренцо и архиепископом. За спиной гостя и хозяина стоял Паоло – постоянная тень Медичи. Каждое блюдо, подаваемое гостю, он перехватывал и ставил перед ним сам. Вино наливал тоже.

Сальвиати, поняв, чего боится Великолепный, с досадой крякнул. Как ему самому не пришло такое в голову?! С другой стороны, попытаться убить Риарио и самому после этого сохранить голову… Нет, это невозможно. Зря Великолепный боялся, архиепископ не рискнул бы сделать что-то против кардинала из опасения пострадать за это от папы Сикста.