Смотри, я падаю - Монс Каллентофт

Он проезжает мимо городской тюрьмы, видит высокие серые стены. За ними сидит бывшая глава городской администрации Мария Антония Муньяр, приговоренная к четырнадцати годам тюрьмы за взятки, полученные в ходе распродажи городских земель района Can Domenge. Землю разделили на участки и продали для застройки жилыми домами, что повысило цену в двадцать раз.

Даже дыхание здесь коррумпировано.

Тим едет вглубь острова, через выжженные поля, к подножию гор Сьерра-де-Трамонтана, покрытых бледным лесом. Асфальт змеится наверх, где тонкие ветви дубов и ивовых деревьев свисают на проезжую часть.

Открывается вид на море.

По ту сторону изгибающихся каменных стен на фоне далекого горизонта отпечатались пальмовые листья, море находится в сотнях метров ниже. Все это превращается в чудесную оптическую иллюзию, где небо кажется бесконечной стеной, поглощаемой синевой моря. Таким местом, где мир вытягивается во весь рост, превращается во что-то иное, нечто лучшее, где элементы могут переходить друг в друга, море и небо поменяться местами и слиться воедино.

«Волк пойман!»

Он делает еще один поворот и видит Дейя, любимое прибежище культурной элиты миллиардеров. Говорят, что здесь когда-то владел домом Стивен Спилберг. Художник Питер Дойг. Музыкальные продюсеры, авторы песен, писатели, которым посчастливилось стать автором хоть одного бестселлера, всех их притягивает сюда обещание об upscale bohemian living[97]. Здесь находится дом супругов Йоргенсен-Сведин, высоко в горах, на самой верхушке, если верить карте виджета Google maps.

Бухта глубоко врезается в грудную клетку острова, создавая огромный овраг из оттенков зеленого по всему спектру от мокрых раковин устриц до насыщенного цвета хлорофилла. Деревенская церквушка бдит на самом верху скалы, ее черный крест кривовато сидит на башне, и ласточки с белыми грудками летают крест-накрест в вышине.

Он едет между домами, мимо всех этих «Порше» и «Ламборджини», припаркованных рядом с резиденциями.

Дорога снова ведет наверх в гору. Поезжай медленно до самого конца.

Каменная стена высотой в десять метров. Дом отсюда не видно, но он там есть. За этими воротами ржавого железа однажды находилась куртка, которая могла быть курткой Эммы.

«Да это никакой не волк, – восклицает диктор. – Это же собака!»

Письмо, которое не письмо, а фальшивка.

Куртка на стуле.

Тим звонит в домофон. Смотрит прямо в глазок камеры наблюдения.

Отвечает мужской голос.

На испанском, диалект южноамериканский.

Слегка шепелявит.

– Это кто там?

– Архитектор.

– Какой еще архитектор? Не знаю ничего про архитектора.

Тим решается идти на авось.

– Сеньора Йоргенсен хочет переделать бар. А ты кто?

– Садовник.

– Мы же не хотим беспокоить господ такой ерундой, – говорит Тим. – Правда ведь не хотим?

Садовник тяжело дышит. Наверное, он на жаре пропалывает клумбы, срывает увядшие ветки и листья, потеет.

Ворота открываются.

Медленно.

Тим видит перед собой широкую лестницу из известняка, ступенек тридцать. Он быстро поднимается, выходит на огромную террасу, потный и запыхавшийся. Перед ним бассейн, кажущийся бесконечным, выложенный синей мозаикой. Такое впечатление, что эта синева бассейна выплескивается через стену к морю и горизонту.

Дом меньше, чем он думал. Три этажа из того же камня, что и лестница, зеленые ставни, бугенвиллея и красные розы вьются по фасаду. Под навесом у отвесной горы стоят пять стульев из тикового дерева с выцветшими подлокотниками, перед ними пластмассовый диван с серыми и красными подушками.

Он узнает эти стулья. На одном из них висела куртка фирмы «Зара».

– Бар вон там, в гостиной, иди прямо. – Он смотрит на низкорослого, толстого мужчину в синем рабочем комбинезоне, который чистит граблями землю под пальмой. Лица не видно в тени пальмовых листьев.

Тим входит в дом. Проходит через комнаты. Побеленные стены в больших залах, несущие арки между комнатами из натурального камня оставлены без побелки. Мягкие диваны и кресла, старинные майоркинские комоды, большой обеденный стол, на стенах красные и синие монохромы.

Он поднимается на следующий этаж. Там рядами двери в спальни. То же самое на третьем этаже. Смотреть нечего. Тиму кажется, будто он рассматривает анонс риелтора в интернете. Щелчок мышкой, и он уже на следующем фото, и с каждым щелчком стоимость дома возрастает на сто тысяч евро и, кроме денег, он теряет еще и кусочек своей души.

Он спускается в подвал. Винный погреб с сотнями бутылок и постоянной температурой. Кинотеатр. И черного цвета железная дверь, которая не открывается. На какой-то миг ему кажется, что за этой дверью Эмма, он начинает дергать дверь, кричит: «Эмма, Эмма, ты там? Это тебя там держат в плену, это я кричу?»

– Эмма! Эмма!

Он стучит в железную дверь, ищет в комнате ключ, снова барабанит, чувствует, как болят руки, кричит через дверь, но она не отвечает, вместо этого он слышит голос за своей спиной.

– Никакой ты не архитектор.

Он оборачивается.

На него смотрит садовник. Глаза у него черные, а нос будто сплющился от тысячи ударов, но вид у него не злой и не угрожающий. Ему примерно шестьдесят лет, он силен, видно, что всю жизнь занимался физическим трудом, жилистый, уставший, но не сломленный.

– Нет, я не архитектор, – говорит Тим.

– Я могу открыть тебе эту дверь.

Поворот ключа в замке, и садовник открывает дверь, толкает ее внутрь и зажигает свет. Тим видит пустую комнату, узкую, сводчатые не только потолки, но и патинированные каменные стены. Он проходит через всю комнату до дальней стены, смотрит на пол, был ли здесь кто-то, была ли ты здесь, Эмма? В этой комнате? Он ищет пятна крови, цепи и крюки в стенах, но ничего такого нет, все чистое, неприкосновенное, а садовник за спиной говорит, что это подвал для запасов еды, и в прежние времена здесь хранили яблоки, картошку и лук.

Хранили зимой.

Тим поворачивается, подходит к садовнику, протягивает руку и называет себя, а тот говорит, что его зовут Гильермо и что он из Мексики.

Они поднимаются на террасу. Останавливаются у бассейна под зонтом того же красного цвета, что и подушки.

– Ты живешь здесь? – спрашивает Тим.

Гильермо кивает.

– Кормежка, ночлег и пятьсот евро в месяц.

Тим показывает ему фотографии с праздника.

Куртки.

И фото Эммы. Кажется, что в глазах Гильермо появился блеск узнавания? Что он знает? Обо мне?