Азимут бегства - Стивен Котлер

— Что сказали в полиции?

— Да, я был в полиции, заполнил розыскную карточку и показал им взломанный замок. Смотри, он растафари, единственный на весь штат Колорадо, он заметен. Но его никто не видел.

— И что ты думаешь?

— Я думаю об отмычке и взломанной двери. Думаю, Исосселес решил послать нам весточку. Я думаю, что Теллурид — большая гора, снег тает там только в конце весны, и когда он растает в этом году, то какой-нибудь несчастный бродяга найдет моего лучшего друга привязанным к дереву и на диво хорошо сохранившимся. И это чертовски меня расстраивает.

Койот секунду молчит.

— Мы найдем Исосселеса? — спрашивает Габриаль, останавливается и смотрит в глаза Койоту.

— Или он найдет нас.

— Так или иначе.

— Так или иначе.

Они добрались до высшей точки города и оборачиваются. О таком урбанистическом пейзаже мог бы мечтать даже Тернер: залив как рот, здания как зубы, а небо — как обед на блюде. Койот молчит, и Габриаль постепенно успокаивается.

— Похоже на детский чертеж, — говорит он. — Некоторые места не обозначены, есть чего ждать.

Он указывает рукой на огни.

— Это часть прошлого.

— Такое понимание приходит с жизненным опытом, топ ami, — Койот поворачивается в профиль, закуривает, огонь спички прогоняет тени от его глаз. Дым просачивается между губами на недавно отросшую бороду, проплывает мимо пальцев, держащих сигарету. — Реальная проблема заключается в примирении нашей жизни с опытом. В понимании того, что А + В + С равно D. Того, что это действительно наша жизнь, что каждый намек на будущее, каждое видение о нем, испытанное нами в детстве, никогда не готовит, да и не может подготовить нас к будущему. Как ни странно, но это понимание и есть зрелость. Эти образы не лгут, просто реальные события складываются по-иному.

Габриаль стоит молча, засунув руки в карманы и сдвинув набекрень шляпу.

— И однажды наступает день, когда ты, делая что-то, не важно, что именно, говоришь себе: разве сегодня утром я не делал того же, но так, словно это было в далекой стране.

Что-то изменилось. Анхель напряженно прокручивает в мозгу все происшедшее — телефонный звонок, улица, машины, таксист, петляющий по глухим, кружным улочкам. Но определенности нет. Амо не рассказывает Койоту, что происходит. Вернувшись домой, он садится на пол и что-то тихо и монотонно читает, словно внутри него рвется какая-то важная нить, и его невнятные слова — не более чем попытка соединить концы этой расползающейся нити.

Позже, когда Амо уже лег спать, Анхель собирает с пола книги и аккуратной стопкой складывает их на угол стола. Книги написаны на разных незнакомых языках, но Анхель почему-то знает, что все они о Каббале. Он и сам не понимает, откуда это знание.

Усталый Койот сидит у противоположного конца стола, держа в руках шляпу. Анхель рассказывает ему о вечерних событиях. Он начинает с конверта и заканчивает возвращением, и Койот, выслушав его, откладывает в сторону шляпу.

— Это нехорошо.

Анхелю нечего больше сказать, и он собирается выйти из комнаты.

— И что ты об этом думаешь? — спрашивает вдогонку Койот. Свет ровным слоем лежит на полу.

— Я думаю, что Исосселес знает, что мы в Сан-Франциско. — Анхель отвечает, не обернувшись. — И еще я думаю, что рано или поздно он нас найдет.

— Или мы найдем его, — говорит, входя в комнату, Габриаль и становясь поодаль. Плечи его приподняты.

Койот молчит, и Анхель поворачивается к Габриалю. Он видит, что тот рассержен и зажат, он видит кухонный стол, книги лежат на одном конце, а за другим сидит Койот. Он видит все это и чувствует, что мир раскачивается, как детские качели.

Амо расхаживает по второму этажу и что-то нараспев говорит, заставляя Анхеля сильно нервничать. Койот выходит и слышит сильный грохот. Какие-то люди что-то ремонтируют на улице, гром пневматического отбойного молотка то затихает, то начинается с новой силой. Голос Амо перекрывает адский шум, он поднимается, падает, вклиниваясь в стук инструмента.

— Сейчас не самое подходящее время становиться каббалистом! — кричит Койот.

— Кто становится? — таким же криком отвечает ему Амо.

Койот пытается зажечь свет, но электричество отключено.

— Тут заходил один из этих парней и сказал, что через час они включат свет, — говорит Анхель Койоту.

Тот пожимает плечами и бросает пальто на стул.

— Амо, ты можешь спуститься на минуту? Ребята, я хочу задать вам один вопрос! — кричит он, но голос его внезапно становится необыкновенно серьезным.

Шаги и причитания замолкают, снова стучит отбойный молоток. С лестницы спускается Амо с раскрытой книгой в руках. Габриаль читает на кухне.

— Кто из вас знает, кто такой Николай Табак? — Койот внимательно смотрит по очереди на каждого из них.

Анхель отрицательно качает головой.

— Пена никогда не упоминала этого человека? Ты отдал мне все материалы?

— Да, ты видел все.

— Амо, а ты? — спрашивает Койот.

— Нет, я бы наверняка запомнил это имя.

— В 1972 году, когда Ватикан сотрясался от череды кризисов, в его секретных архивах исчез Николай Табак. Он работал по заданию московского университета и пропал. Предполагали, что он собирался исчезнуть по собственному почину, но КГБ его опередило.

— Такая уж у них была работа, ты же знаешь, — говорит Амо.

— Да, но не в тот раз. Я просматривал папки Исосселеса, пытаясь понять, откуда он черпает информацию. В тот год Исосселес познакомился с одним моим знакомым, студентом факультета редких языков. Тот человек ничего не знал, но он свел Исосселеса с Табаком, который в то время работал в Ватикане.

Стук отбойного молотка внезапно стих, и в коридоре мигнул свет. Койот видит, что Амо и Анхель буквально смотрят ему в рот. Потом свет ярко вспыхивает, и лампочка перегорает. Они опять оказываются в полумраке.

— Пойду поищу новую лампочку. — Габриаль встает, закрывает книгу и идет в гараж. Анхель мельком смотрит на книгу. Что-то о Георге Канторе.

— У меня был источник в Кремле, и насколько ему было известно, КГБ решило устроить Табаку ловушку, но сначала он должен был закончить свои исследования.

— Над чем он работал?

— Когда Сталин начал разрушать церкви, многие маленькие библиотеки были тайно вывезены за границу, и большая часть этого материала попала в Рим. Табак пытался составить каталог пропавшего. Кто-то в Москве пытался откреститься от террора, сгладить острые углы, зализать раны. КГБ хотел получить каталог, но, очевидно, Табак исчез до того, как закончил работу.

— Куда он исчез?