Принцип Д'Аламбера - Эндрю Круми

— Похоже, что по дороге на вас напали. Грабители, должно быть, избили вас и бросили на дороге, сочтя мертвым.

— Я размышлял об этой возможности в течение тех дней, что иду по дороге, но я не могу сказать, ведут ли долгие часы моего пути к месту назначения, или я возвращаюсь туда, откуда пришел.

— Что за папку вы несете с собой?

Незнакомец положил ее на стол.

— Да, это, возможно, единственный ключ к разгадке, коим я обладаю, но в действительности он пока лишь мешает мне понять, кто я такой. Те, кто напал на меня, если мы примем, что на меня и в самом деле напали, справедливо сочли содержимое папки бесполезным для себя. — С этими словами он открыл папку и извлек оттуда исписанный лист бумаги. — Я бы очень хотел провести один опыт, — продолжил он. — Вы не могли бы дать мне перо и чернила?

Пфиц выполнил просьбу, и незнакомец принялся что-то писать на чистой стороне листа. Потом нищий перевернул его.

— Я так и думал. Почерк в самом деле мой, хотя я сомневаюсь, что авторство этих разнообразных документов принадлежит мне. Должно быть, я работал переписчиком в том городе, откуда пришел.

— Если вы жили исключительно трудом переписчика, то потеря памяти не станет для вас непоправимой бедой, — бодро предположил Пфиц. — Но каково содержание этих бумаг?

Незнакомец приподнял уголок одного из листов и всмотрелся в текст, словно напоминая себе нечто, что может вызвать его сомнение.

— Эти документы — суть не что иное, как фрагменты большого сочинения или даже целой серии сочинений, имеющих отношение к некоему определенному месту, которое представляется мне вымышленным: к какому-то фантастическому городу, а может, даже к нескольким таким городам, целому миру или вселенной. Эти сочинения — по их форме и деталям — можно назвать энциклопедическими. Несколько раз я задумывался, не пришел ли я сам из такого невероятного города, о котором собственноручно же и написал. Если так, то не является ли самое мое существование парадоксом или иллюзией?

Пфиц рассмеялся:

— Я собственными глазами вижу, что вы реальны, как этот стол. Может быть, вы дадите мне почитать что-нибудь из вашей рукописи?

И незнакомец показал Пфицу фрагмент, посвященный предмету, называемому «Словарь идентификации индивидуумов».

При поверхностном взгляде идея создания «Словаря» представляется тривиальной. Каждого из нас идентифицируют по имени, фамилия избыточна и добавляется зачастую из одного тщеславия. Естественно, что при этом многие люди носят одинаковые имена. Система становится неэффективной из-за недостатка приложенного к ней воображения. Если вместо имен использовать числа из двенадцати или около того разрядов, то их будет достаточно для присвоения единственного номера каждому из когда-либо живших людей и людей, которым предстоит родиться в течение нескольких будущих столетий.

Эти числа можно присваивать методом случайной выборки, как в наши дни людей называют в честь святых или героев древности. Однако издатели и редакторы «Словаря» решили придерживаться более логичного и системного подхода.

При разработке первой схемы они присвоили первые номера — 1 и 2 — Адаму и Еве; все остальные номера присваивались людям по ходу человеческой истории в строгом хронологическом порядке. Естественно, составление такой схемы очень скоро столкнулось с большими трудностями. Живших в глубокой древности людей очень трудно разместить в правильном порядке. Однако еще более трудная задача оказалась связанной с тем, что время рождения многих индивидов туманно отражено в древних писаниях. Сколько никому не известных людей родилось в краткий миг между появлением на свет Иакова и Исава?

Столкнувшись с таким очевидно непреодолимым препятствием, многие из составителей «Словаря» решили обойти его, признав все это множество людей попросту несуществующим. Сторонники подобной точки зрения утверждали (весьма энергично отстаивая свой взгляд), что священные тексты подразумевают каждого из живших в то время людей, но делают это неявным образом (что можно считать еще одним доказательством Божественного происхождения этих сочинений). Аргумент был прост. Сложив всех поименованных лиц, большие армии, толпы и сборища, а также тех, кто обозначен общим термином «население», можно показать, что количество людей, косвенно упомянутых в Библии, было в действительности большим, чем считается в настоящее время.

Вскоре, однако, были выдвинуты и контраргументы (желчность этих споров была равна святости предмета). Где, в каком месте Библии, можете вы отыскать упоминания (вопрошал один из схоластов) о народах Таити или Бразилии? В ответ противники привели пару должным образом истолкованных стихов. Но можно ли быть уверенным в том, что громадное количество душ, населяющих страницы Священного Писания, в действительности было значительно меньшим, ибо в разных местах, возможно, упоминаются одни и те же группы? Спор разгорался.

Как бы то ни было, составителям пришлось признать, что предложенный ими метод упорядочения имен чреват большими трудностями. Следующий подход едва ли оказался более успешным. Заметив, что прежняя система нумерации страдала большим изъяном по сравнению с системой имен и фамилий, так как утрачивалась генеалогическая цепочка происхождения индивида, составители прибегли к методу идентификации обоих родителей в коде, присвоенном их отпрыску (при расширении этого подхода получалось, что имя ребенка образуется из кодов всех его предков). Издатели и редакторы предложили создать Древо Рода Человеческого. В его вершине они предполагали поместить наших прародителей — Адама и Еву, — присвоив им те же номера: 1 и 2. Каин и Авель получили имена 121 и 122, причем последние цифры их имен указывали на очередность их появления на свет, а первые две представляли собой имена родителей. Таким образом, проблема хронологии была преодолена, но другие трудности остались. Адресные номера стали невообразимо длинными — несколько тысяч значащих цифр — после семи поколений. Оставались и провалы, которые следовало заполнить неизвестными людьми, выявить имена и даты рождений которых не было решительно никакой возможности. Целые семьи жили, трудились и умирали, не заслужив ни единого упоминания в каких бы то ни было текстах. Эти люди провели жизнь в тщетных потугах заработать на хлеб насущный и превратились в прах, уйдя в небытие. Стоило ли вообще их считать?

Были предприняты неимоверные усилия. Издатели привлекли многочисленный персонал (оторвав людей от другой, не менее важной работы) для того, чтобы все же достигнуть поставленных целей. Вскоре стало ясно, что хотя количество безвестных мертвецов безмерно, число тех, кого можно учесть, впечатляет не меньше. В среднем в одной книге (как выяснилось) можно поместить имена не более чем 58,3 человека (реальных или вымышленных, в чем еще предстояло разобраться издателям). Следовательно, в скромной библиотеке найдется место лишь населению большого города.

Историки поставили все эти вопросы перед исследователями, которые пытались проследить каждого человека по его родословной. Сократ говорит с рабом. Кто был этот раб? В какой заморской стране был взят в плен его отец? Александр Великий садится на коня — но кто изготовил седло? Кто держит уздечку, пока царь взбирается на своего Буцефала? Кто его чистит? И кем были родители этих людей? Всех их предстояло найти и пронумеровать.