Письма к утраченной - Иона Грей

Стелла вздохнула. Объяснять Дэну, что она девственница, не пришлось – он и сам понял по ее неуверенности и страху перед болью. Стелла ожидала адской боли, но страдания оказались минимальны. Точнее, боль растворилась в вихре новых ощущений, ее стало невозможно вычленить, как ноту в безумной симфонии.

– Сама толком не понимаю…

Волосы у Дэна растрепались, торчали в разные стороны, и Стелла принялась их приглаживать, наслаждаясь шелковистостью прикосновений.

– Я пыталась, но… Мисс Бёрч нам рассказывала, как все должно происходить между супругами и откуда берутся дети. И я пришла к выводу, что это случается само собой. А когда не случилось, я стала думать, что проблема во мне. Ну, что я неумелая или, может, очень напористая. Что так себя вести нельзя. Или же я просто… не знаю, как сказать. Грязная, что ли.

– Ты прекрасна. – Дэн наклонился, чтобы поцеловать ее груди. – Ты невозможно, неправдоподобно прекрасна. Ты – само совершенство. Если тебе нужны еще доказательства, я готов хоть сейчас…

Стелла засмеялась, по позвоночнику прошла сладкая дрожь, когда ладонь, накрывшая ей грудь, заскользила ниже, когда она бедром почувствовала новый прилив его страсти.

– Можно спросить, для чего тебе эта резиновая штучка? – вдруг вспомнила Стелла.

– Это называется французское письмецо. – Дэн целовал ее повыше пупка. – Чтобы ты не забеременела. Чтобы тебе не пришлось объясняться с Чарлзом. Господи! Какая ты красивая! Я тебя всю хочу…

Он сполз пониже, нырнул под одеяло. Стелла замерла, когда его щетинистый подбородок кольнул ей бедро.

– Дэн! Нет, только не там!

– Не нет, а да. Там особенно сладко, сама увидишь.

– Дэн!

Протестующий возглас превратился в блаженный стон. За ним – очень скоро – последовал второй, затем третий, и только высокие гостиничные потолки и стены, оклеенные хорошими обоями, ловили эхо этих стонов.

Потом Стелла побежала в ванную комнату, которая находилась в конце коридора, заткнула пробкой огромную старинную ванну на львиных лапах. Минут через пять, когда запотел кафель, в дверь постучал Дэн.

Они принимали ванну вдвоем, и за счет этого норма горячей воды (о ее ничтожности не давали забыть таблички возле кранов, на подоконнике и на двери, напечатанные заглавными буквами) казалась достаточной. Стелла лежала на груди у Дэна, вода омывала ее соски и бронзовые острова его согнутых колен. В забеленное окошко высоко под потолком не проникал ни единый солнечный луч, сумерки накрыли влюбленных подобно шатру. Слышались голоса из кухни, кто-то добродушно отдавал распоряжения, кто-то насвистывал «Белые скалы Дувра». Запах съестного напомнил им о голоде, и они выбрались из остывшей воды.

По пути обратно в номер – влюбленные крались на цыпочках, завернувшись в гостиничные полотенца и держась за руки – им попалась супружеская чета, направлявшаяся ужинать. Мужчина щеголял моноклем и военной выправкой, женщина – благородной сединой завивки «марсель» и зеленым крепдешиновым платьем, а также лисьей горжеткой. Лиса, погибшая, по всей видимости, под колесами асфальтоукладчика, скалилась и стеклянными глазами смотрела с хозяйской груди, словно с добротной каминной полки. Все три физиономии роднило ледяное осуждение.

– Добрый вечер, сэр, добрый вечер, мэм, – с сугубо американской учтивостью раскланялся Дэн. Они со Стеллой сдерживались, пока бежали в номер, и расхохотались, лишь закрыв за собой дверь.

– Чего доброго, еще за одним столиком с ними окажемся, – предположил Дэн, задыхаясь от смеха. – Пожалуй, лучше нам поужинать где-нибудь в другом месте.

– У меня нет платья для выхода, – посетовала Стелла, поправила на себе полотенце и склонилась над чемоданчиком.

Дэн наблюдал с кровати.

– Знаешь, ты могла бы надеть лучшее платье в Англии – и все равно не стала бы красивее, чем сейчас.

Она подавила смешок.

– Едва ли эта пара – точнее, тройка, если считать лису – придерживается того же мнения.

Стелла открыла чемодан, принялась перебирать содержимое. В ее вещи въелся запах приходского дома – сырость пополам с тоской. Стелла извлекла платье в цветочек, показала Дэну.

– Очень миленькое, – одобрил Дэн.

– Для ресторана не годится. Это платье нашла Ада – впрочем, как и почти все остальные мои вещи. Ада решила, оно будет идеально для визита к маме Нэнси. У меня язык не повернулся попросить Аду поискать вечернее платье и атласные перчатки.

– Забудь про платья!

Дэн поднялся с кровати, взъерошил влажные волосы.

– Не хочу никуда идти. Знаю я эту вашу английскую кухню – шлепнут в тарелку так называемого рагу, которое на вкус как вареные носки. А ты сиди смирно, не смей обнять свою красавицу.

Он подошел к телефону, набрал номер. Дожидаясь ответа, чуть отвернулся от Стеллы, и у нее появилась возможность рассмотреть его прямо, а не украдкой.

Какое это было наслаждение! Все равно что поглощать шоколадные конфеты из нарядной коробки или промозглым днем греться у камина. Дэн будто излучал тепло и золотистый свет. Стелла не видела в нем ни единого изъяна. А вот Чарлз стыдился бледной синюшности своих рук и ног (оттенком они напоминали побеги, выросшие на картофелинах в темном погребе) и никогда не обнажался перед Стеллой. Но если своего тела он стыдился тайно, то ее телом брезговал явно. В приходском доме нагота была под запретом. Здесь, в кембриджской гостинице, вызывала открытое восхищение.

В пустом желудке начались спазмы, а Стелла, слегка озябшая, все не могла налюбоваться Дэном. Какие у него плечи! Какие мышцы! Полотенце съехало с узких бедер, открыв полоску незагорелой кожи.

– Говорит лейтенант Росински, комната сорок три. Можно заказать ужин в номер? Что? Только сандвичи? – Дэн обернулся к Стелле, беспомощно пожал плечами. – Ну, раз у вас больше ничего нет, давайте хоть сандвичи. А если найдется бутылочка шампанского, будет просто замечательно.

Он повесил трубку и медленно, с хитрой улыбкой, на ходу разматывая полотенце, двинулся к Стелле.

– Видишь, твой наряд вполне годится для ужина.

И увлек ее на кровать.

– Разрешите, мэм, провести вас к вашему столику.

Три дня. Даже не три, а два с половиной. Немного в сравнении с целой жизнью, зато каждое мгновение останется в памяти навеки. Ибо сейчас настал поворотный момент, кончилась одна эра и началась другая, принципиально новая. Больше не ждите от Стеллы беспрекословного подчинения, не смейте распоряжаться ею, отныне Стелла обрела самое себя.

Они много говорили. Деликатные, грамотно сформулированные вопросы Дэна открыли для Стеллы многое в ее собственном прошлом. Фрагменты целого, собранные вместе, дали ей четкую картинку. До сих пор лучше всех Стеллу знала Нэнси, но сейчас, впервые за всю жизнь, Стелла увидела себя не через фильтр подружкиного восприятия и поняла, что ее сущность выходит далеко за рамки отсека, в который поместила ее Нэнси, снабдив ярлыками «тихоня», «трусишка» и «прирожденная домохозяйка». С Дэном Стелла была бесстрашной авантюристкой. И сексуальной, желанной женщиной.