Пуля для карателя - Александр Тамоников

— Слушай меня внимательно, народ, — устало объявил Иван. — Мы теперь не просто так идем на смерть, а имеем подходящий транспорт, худо-бедно, отмазку, бравый внешний вид и даже документы. Стыдно гибнуть, имея такое прикрытие, согласитесь. Джерри, Януш, берете мотоцикл и следуете в хвосте. В разговоры ни с кем не вступать — не позорьте меня своим хреновым немецким. Разбираться будем мы с Марией. Мы вдвоем едем в кабине, а остальным, уж не обижайтесь, придется корчить из себя узников. Вы пятеро — заключенные, уяснили? Ключи от решетки будут у меня. Уж поместитесь как-нибудь, в тесноте, да не в обиде. В общем… сам не представляю, что из этого выйдет. — Он нервно засмеялся. — Януш, далеко до ближайшей переправы?

— Можно на мост Помятовского, но это далеко. Александровский мост намного ближе, правда, там охрана, повсюду войска, посты… Думаешь, прорвемся?

— Выбора нет. Обрисуй в трех словах дорогу, помолимся, да в путь…

— Коммунисты молятся? — озадаченно сморщил лоб Джерри. — Странно, нам говорили, что у вас нет бога…

— Во-первых, я не коммунист, — отрезал Иван, — не заслужил пока такой высокой чести. Во-вторых, это фигура речи, дубина ты заморская…

А ведь, как ни крути, действительно, оставалось только молиться. Маленькая колонна выступила с территории особняка перед рассветом, повернула на север, потом опять на восток мимо скорбных развалин храма Святого Филимона. Стрельба в квартале Зворень давно стихла, оставалось лишь предполагать, насколько плачевно там все складывается. Перед тем, как завести мотор, Маша наклонилась к Ивану, взяла за руку, поцеловала в щеку — и этот поцелуй до сих пор горел, щекотал кожу, всячески напоминал о себе. Он отчаянно отвлекал! Форма штурмбаннфюрера Рихтера сидела ладно, не давила, не вгрызалась в кожу. Хоть за это спасибо ордену СС. Перед началом операции все бегло умылись, насколько можно, почистились — не сказать, что форма сияла, но смотрелась терпимо. Излишняя чистота должна настораживать — война кругом! Иван аккуратно вел машину. Раньше приходилось управлять такими штуками, они не строптивы в умелых руках. Иногда он оборачивался. Люди в клетке смотрели исподлобья — надо же, обидели. Конечно, неприятно — из одной клетки попасть в другую. Юзеф как-то ненароком обнимал немку. Тельма сильно сдала, осунулась, глаза обросли кругами. Не подпирай ее люди с двух сторон, она бы упала. Наспех перевязанный Каляжный сипло дышал, ему не хватало кислорода. Иван не знал, как будет прорываться, и вообще возможно ли это, но он был обязан! Какая-то злость появлялась к полякам Хаштынскому и Крынкевичу. Кто они такие, в чем их ценность для будущей Польши? Обычные дядьки — избитые, дерганые, порядком напуганные…

Иногда он поглядывал в зеркало заднего вида. Мотоцикл не отставал. Кембл был вылитый немец, важно надувал щеки, восседая в коляске. Ковальскому пришлось натянуть защитные очки — от греха подальше. Физиономия фактически пропала, осталась лишь худоба и щетина, способная вызвать вопросы. Истинный ариец даже в сложной ситуации должен быть как на плакате! Но в целом эти двое в эсэсовском облачении смотрелись вполне терпимо.

Медленно проплывали кварталы — целые и разрушенные. Немецкие войска осваивали отбитые у повстанцев районы, подтягивали технику, людей. По улицам ходили патрули с повязками — местная полиция. Иногда показывались мирные жители — семенили, пугливо озираясь. На перекрестке улицы Радон и Щекотской люди в штатском под присмотром автоматчика разбирали баррикаду, чтобы освободить проезд для техники. Навстречу прогремел грузовик с красным крестом. С прилегающей улицы на Радон свернуло подразделение пехотинцев с ручными пулеметами и фаустпатронами — солдаты грузно тащились в направлении моста. Военных на улицах становилось больше, тягачи везли орудия, создавая трудности для проезда.

Метрах в семистах от переправы колонну остановили. Это были солдаты 608-го полка вермахта. Автоматчики с повязками вышли на дорогу, унтер-фельдфебель в мятой фуражке поднял руку. Маша шумно выдохнула, а ее рука машинально потянулась к кобуре.

— Спокойно, Маша, я Дубровский, — пробормотал Иван, останавливая машину. — Прорвемся, что ты нервничаешь?

— Нехорошие предчувствия у меня, Ваня… — прошептала Мария.

— Да к черту твои предчувствия, все нормально… — Он покосился в зеркало. Мотоцикл прижался к заднему бамперу «Кюбельвагена». Напрягся Кембл за пулеметом. Лишь бы раньше времени палить не стал…

Иван опустил стекло и, выражая крайнее неудовольствие: «В чем дело, фельдфебель? Управление СД, выполняем срочное поручение, нам некогда! Хотите поговорить с моим начальником, бригаденфюрером СС Штельмахером?» — сунул под нос фельдфебелю документы Рихтера, но тут же убрал, чтобы тот не успел всмотреться. Представитель младшего командного состава сильно смутился, осветил фонарем пассажиров «обезьянника», удивился, но ничего не сказал. Что он понимает в работе СД? Значит, так надо. Извинился, пожелал счастливого пути.

Маша с облегчением выдохнула, откинула голову. Снова серые кварталы, уклон к мосту, вереницы баррикад из мешков с песком…

Александровский мост стоял на мощных опорах и выглядел словно новенький — советская авиация его не бомбила. На нем тоже было неспокойно — пулеметные гнезда, пехота, военная техника, санитарные машины, пробивающие себе дорогу в обратном направлении. Пришлось вливаться в общий поток и замедлять движение. Ничего, тише едешь…

Открывалась величественная панорама разрушенной Варшавы. За спиной остался центр, Старый город. Вырисовывались в утренней хмари шпили католических соборов, до войны их было больше. На реке какие-то посудины, мусор, перевернутые лодки — все сносило течением, под мостом бурлила мутная вода. На севере пылали зарницы — небо раскрашивалось розовым и оранжевым. Там шли бои. Советские войска расширяли отвоеванные плацдармы, а немцы прикладывали усилия, чтобы сбросить их обратно в воду. Над обширным районом Прага, куда лежала дорога, висели клубы черного дыма. С востока доносился грохот — возможно, немцы затеяли новое контрнаступление. А может, наши?

На съезде с моста пришлось уйти на обочину. В Прагу втягивалась танковая колонна. Лязгали, грохотали грязные «Пантеры», окрашенные камуфляжными цветами, «Тигры» с крестами на броне. Они проходили мимо, создавая невыносимый грохот, командиры экипажей из своих башен равнодушно посматривали на копошащихся внизу людишек. Колонна неспешно пылила, втягивалась в городские кварталы. Четырнадцать исправных танков, подсчитал Иван, вполне способных переломить ход небольшой операции. Откуда у фрицев такая махина? Бросают в бой последние резервы?

Танки уходили в юго-восточном направлении. Колонна беглецов удалялась на восток — по прямой, как стрела, улице Подлин. Грохот на востоке становился явственнее, распадался на отдельные составляющие — пулеметные трели, взрывы снарядов. Район, как ни странно, выглядел сносно. Добротные каменные дома, целые деревья. Зияли проломы в стенах, воронки на проезжей части, но тотальных разрушений не было. Немцы укрепили практически каждый дом, возводили пулеметные гнезда, снайперские точки. В нескольких местах дорогу преграждали баррикады — впрочем, возможность для проезда пока сохранялась. Снова проверка, шлагбаум, настороженные лица служащих полевой жандармерии с бляхами. Боец чахоточно кашлял, тер слезящиеся глаза.