Еретики и заговорщики - Максим Зарезин

Около 1485 года у излучины речки Соры в 15 верстах к северу от Белозерского монастыря, недалеко от места погребения игумена — основателя сей обители Кирилла, преподобный Нил Майков построил часовню и келью. Так было положено начало знаменитой Нило-Сорской пустыни. Про Нила — до пострижения Николая Майкова — известно, что приблизительно в двадцатилетнем возрасте он принял постриг в Кирилловом монастыре. Обитель была известна нестяжательностью, унаследованной еще от преподобных Сергия и Кирилла, наставлявших братию, уподобляясь апостолу Павлу, довольствоваться самым малым, «ибо корень всех зол есть сребролюбие».

Когда Николай вступил в обитель, еще были живы ученики преподобного Кирилла, его постриженники. Иноки стремились во всем подражать покойному учителю. Проницательный игумен Кассиан выбрал в наставники Николаю одного из самых опытных и мудрых старцев Паисия Ярославова, который в свою очередь был воспитанником святогорца Дионисия.

Беседы Нила с побывавшим на Востоке игуменом Кассианом, с Паисием и другими старцами обители, собственные размышления над прочитанным и услышанным утвердили его в желании посетить христианский Восток. Предполагают, что Нил ушел на Афон приблизительно в 1475 году, то есть после двадцатилетнего пребывания в Кирилловом монастыре. На Востоке — «въ святей горе Афонстеи и в странах Цариграда, и по инех местех…» — Нил пробыл около десяти лет. Потом настало время возвращаться в Заволжье.

Вершина Святой горы Афон

«Когда в монастыре мы жили вместе, ты сам видел, что от мирских соплетений я удаляюсь и поступаю, насколько есть силы по божественным Писаниям, — писал Нил своему ученику Гурию Тушину. — Затем, по завершении странничества моего, придя в монастырь, поблизости от [него] я построил себе келью и так жил, насколько было силы моей. Ныне же дальше от монастыря я переселился, так как благодатью Божией, нашел место, угодное моему разуму, потому что мирским людям оно труднодоступно…».

Этот путь из обжитых многонаселенных киновий в непроходимые дебри, к молитвенному уединению в окруженных болотами и «мхами великими» лесных чащах, проходили многие русские подвижники, да и сам принцип скитского жития, когда двое или трое иноков собирались вокруг опытного старца, безусловно, не был внове для русской монастырской жизни. В книгах Кирилла Белозерского находился, как установил Г. М. Прохоров, «Устав скитскаго жития», переписанный рукой самого преподобного. Но почему же спустя два столетия один из насельников Сорской пустыни поименует Нила «начальником в России скитскому житию» — только ли из уважения к ее основателю?

В правление Дмитрия Донского ищущие уединения иноки устремляются в пустынные безлюдные места; со временем рядом с одинокими кельями отшельников селятся страждущие духовных подвигов последователи, идут годы, и небольшое сообщество скитских жителей вырастает в крупную монашескую корпорацию. Если до конца XIII века на Руси было основано 180 монастырей, то во второй половине XIV века свыше 160-ти. Почти все они были основаны Сергием Радонежским и его последователями.

Удивительное и парадоксальное на первый взгляд явление — результатом ухода преподобного Сергия и других подвижников «от мира сего» стало громадное по своей силе и благотворное по своей сути влияние на этот мир. Русские люди поняли, что отцы-пустынники ищут и находят в уединении ту правду, которую невозможно отыскать в мирской суете, и, обретя ее, щедро делятся со всеми, кто правды алчет. «Прп. Сергий воплотил в себе не только дух своего времени, но и духовный запрос своих современников» — отмечает М. Е. Никифорова.

В народную душу «глубоко запало какое-то сильное и светлое впечатление, произведенное когда-то одним человеком и произведенное неуловимыми, бесшумными нравственными средствами… Первое смутное ощущение нравственного мужества, первый проблеск духовного пробуждения — вот в чем состояло это впечатление», — пишет В. О. Ключевский.

Во множестве больших и малых обителей, возникших в ходе Великого монашеского строительства, зачатого преп. Сергием Радонежским, практиковалось «духовное делание», в значительной мере основанное на традициях византийского исихазма. Исихасты не искали новаций и реформ, а возвращались к истокам монашеской жизни, к аскетическим подвигам египетских пустынников.

Теоретиком и горячим проповедником исихазма выступил афонский монах, впоследствии архиепископ города Салоники Григорий Палама (1296–1359), который в свою очередь развивал идеи Симеона Нового Богослова и Григория Синаита. По учению Паламы, человек, возлюбив Бога, способен посредством молитвы приобщиться к Божественной энергии, то есть живой и повсеместной действующей Божественной Благодати, возвыситься до самого Бога и увидеть воочию Свет его предвечной славы.

Многие подвижники исихазма видели славу Божию в виде ослепительного и неописуемого света, подобного тому, что апостолы увидели на горе Фавор. Краеугольным камнем практики духовного сосредоточения или «умного делания» стало многократное обращение к Всевышему с Иисусовой молитвой, заключенной в словах «Господи Иисусе Христе Боже наш, помилуй мя грешнаго». Само же слово «исихазм» происходит от греческого «исихия» — «молчание», так как для достижения необходимого состояния духа исихасты практиковали «умную» молитву, читая ее про себя — «в уме».

На Русь исихазм стал проникать почти сразу же за распространением его на Балканах еще при митрополите Феогносте (1328–1353). Первой дошедшей до нас русской литературной реакцией на учение византийских мистиков считается Послание новгородского архиепископа Василия тверскому епископу о рае, датированное 1347 годом. С середины XIV века византийская культура, и прежде всего письменная, широким потоком полилась на Русь. Это было время "второго знакомства с Византией", время возобновления активных церковных книжных и паломнических контактов с Афоном и Византией. В результате этих связей русская переводная литература увеличилась почти вдвое. Характерно, что это была в основном «новая» для Руси литература мистико-созерцательного направления — сочинения преподобных Симеона Нового Богослова, Исаака Сирина.

Монашеская келейная литература этого времени полна выписок из исихастской литературы об «умной молитве» Г. М. Прохоров, исследовав рукописи, принадлежавшие старцу Паисию Ярославову, пришел к выводу: «Сборники содержат жития святых с разными добавлениями, в том числе такими, которые ясно указывают на созерцательный исихастский склад ума и характер интересов создателей и владельца» этих книг. Отчего же влияние исихазма на русскую церковь, а через нее и русское общество оказалось столь велико и многообразно? Что именно привлекло русских клириков и мирян в мистическом учении последователей Симеона Нового Богослова, Иоанна Лествичника и Григория Паламы? Как заметил Г. М. Прохоров, византийские исихасты нащупали какую-то скважину в глубине человеческой души.