Мао Цзэдун - Александр Панцов

Инициатива Маринга о вступлении коммунистов в Гоминьдан получила одобрение Сунь Ятсена, а также ряда других руководящих деятелей Гоминьдана, которые заверили представителя Коминтерна, что не будут препятствовать коммунистической пропаганде внутри своей партии. К межпартийному же сотрудничеству Гоминьдана и КПК Сунь Ятсен отнесся пессимистически5.

Вернувшись в Шанхай, Маринг рассказал о беседах с доктором Сунем лидерам китайской компартии, посоветовав им обдумать свое новое предложение о развитии КПК внутри Гоминьдана. Вряд ли следует говорить, что оферта Маринга вызвала у Чэнь Дусю и других вождей партии священный ужас. Она была с порога отвергнута, о чем Чэнь Дусю тут же сообщил находившемуся в Москве Войтинскому6. Разозлившись, эмиссар Коминтерна в конце апреля 1922 года выехал жаловаться в Москву. Ни с кем из своих китайских знакомых он даже не попрощался. Исключение составила лишь его кратковременная шанхайская подружка, которая, разумеется, ни к какому коммунистическому движению отношения не имела7.

В спорах о едином фронте Мао Цзэдун встал, разумеется, целиком на сторону своего учителя, профессора Чэня, которого поддержали и все остальные коммунисты Чанши. Любые формы взаимодействия с Гоминьданом отвергли и члены партячеек Гуандуна, Шанхая, Пекина и Хубэя, то есть подавляющее большинство китайских коммунистов8. Главным своим делом они все считали тогда строительство собственных партийных организаций и развитие под эгидой компартии рабочего движения.

К активизации партийной работы и созданию профсоюзов сразу же после приезда в Чаншу из Шанхая приступил и Мао. Вернулся он домой, правда, только в середине августа, поскольку по дороге остановился на несколько дней в Нанкине, где на летних подготовительных курсах Юго-Восточного университета обучалась Тао И9. (Бог их знает, может, подозрения Кайхуэй имели под собой основания?) В Чанше он немедленно основал Хунаньское отделение Всекитайского рабочего секретариата (штаб-квартира последнего была создана как раз в то время в Шанхае по решению Учредительного съезда КПК)10. И сразу же должен был вступить в контакт с местными анархистами, которые являлись подлинными пионерами рабочего движения в Хунани. Их главарей звали Хуан Ай и Пан Жэньцюань, а рабочий профсоюз, ими организованный еще в ноябре 1920 года, назывался Ассоциация труда. Анархисты издавали журнал, пользовавшийся популярностью среди рабочих, — «Лаогун чжоукань» («Еженедельник „Труд“»). В их активе числилась также грандиозная двухтысячная стачка рабочих на хлопчатобумажной фабрике № 1 в Чанше в апреле 1921 года».

Понимая, что конкурировать со столь влиятельным профсоюзом он не сможет, Мао пошел на разумный в данных условиях шаг: постарался привлечь Хуана и Пана на свою сторону. Вот это уже был ход, достойный большевиков! В конце ноября 1921 года Мао написал статью для анархистского журнала под характерным названием — «Мои надежды на Ассоциацию труда». В ней он без всякого смущения заявил, что уже в течение года симпатизировал этой организации. И тут же попытался протолкнуть большевистские идеи. «Целью рабочей организации, — написал он, — является не только сплочение трудящихся под лозунгами увеличения заработной платы и сокращения рабочего дня путем забастовок. Необходимо также воспитывать классовое сознание с тем, чтобы объединить весь класс ради осуществления интересов всего класса. Я надеюсь, что все члены Ассоциации труда будут уделять особое внимание этой основной цели»12.

Используя лесть и уговоры, Мао удалось добиться того, что Хуан Ай и Пан Жэньцюань в декабре 1921 года вступили в Социалистический союз молодежи, однако в январе 1922 года оба руководителя рабочей ассоциации были схвачены головорезами Чжао Хэнти и казнены по обвинению в «скупке оружия, тайном сговоре с бандитами и агитации за забастовку рабочих монетного двора в то время, когда в казне не было денег, чтобы выплатить причитавшееся солдатам жалованье»13. Справедливы ли были эти обвинения, неизвестно, но казнь Хуана и Пана оказалась на руку Мао. Только теперь возглавлявшееся им Хунаньское отделение Всекитайского секретариата профсоюзов могло встать во главе рабочего движения в провинции. Интересно, что спустя много лет в беседе с Эдгаром Сноу Мао довольно негативно отозвался о Хуане, заявив, что тот «был вождем правого крыла рабочего движения, которое опиралось на студентов промышленных вузов и выступало против нас»14. Зачем Мао Цзэдуну понадобилось клеветать на этого человека, остается только догадываться.

Огромную помощь Мао Цзэдуну в организации коммунистических профсоюзов оказал в то время его старый знакомый Ли Лисань, тот самый застенчивый юноша, который осенью 1915 года не смог преодолеть своего смущения перед «всезнающим» студентом Первого провинциального педагогического училища и не вступил в кружок Мао. С тех пор Ли многое испытал, повидал мир (он участвовал в движении «экономной учебы и прилежной работы» во Франции), вкусил социалистических идей и, вернувшись в ноябре 1921 года в Чаншу, объявился в доме у Мао. Несмотря на неприятный осадок, оставшийся у Мао Цзэдуна от первой встречи со странным молодым человеком, он радушно принял его: во Франции Ли подружился с Цай Хэсэнем, и этого для Мао было достаточно, чтобы изменить к нему отношение. «Гость вернулся на озеро Дунтинху», — приветствовал он Ли Лисаня, приглашая продолжить начатую им поэтическую строфу: таков был обычай, существовавший среди образованных людей начала века. «На берегах Сяо и Сян[14] обрел я старого друга», — элегантно ответил Ли15.

Дружбы тем не менее не сложилось, но товарищеские отношения между ними какое-то время развивались. Вступив вскоре в коммунистическую партию, Ли оказался полезен: страстный оратор, мужественный и решительный человек, он стал весьма популярен в рабочей среде. В конце декабря 1921 года они вместе съездили на расположенные близ границ Хунани, на западе провинции Цзянси, угольные шахты Аньюань для налаживания там рабочего движения. Убедившись, что возможности в этом районе большие, Мао попросил Ли остаться в Аньюани для того, чтобы попытаться там сорганизовать рабочих16.

Сам же он сконцентрировался на организации профсоюзов на предприятиях Чанши и других городов собственно провинции Хунань. Под влиянием Маркса Мао считал в то время рабочих основной силой будущей революции, и его ничуть не смущало, что в его родной провинции собственно промышленного рабочего класса не было. Во всей провинции Хунань в то время имелось не более трех действительно крупных промышленных предприятий, причем на одном из них, Первой шелковой фабрике, значительный процент занятых составляли дети от 9 до 15 лет. Да, существовали еще мелкие предприятия по обработке цветных металлов, но на них было совсем мало рабочих. Основное же число тех, кого первые китайские коммунисты относили к рабочему классу, составляли временные, сезонные, только что прибывшие из деревни работники кустарной промышленности, а также кули и рикши. Мао все это, однако, ничуть не смущало. С его точки зрения, вообще «большинство [даже «подавляющее большинство»] людей являлись рабочими — либо физического, либо умственного труда»17. Разумеется, в строгом социологическом смысле это было не так.