Мао Цзэдун - Александр Панцов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 40 41 42 43 44 45 46 47 48 ... 283
Перейти на страницу:

Пока же в Гуандуне, казалось, наступали новые времена, а потому Чэнь Дусю с одобрения членов коммунистических кружков принял предложение Чэнь Цзинмина стать «китайским Луначарским»228. В связи с этим по предложению представителей ИККИ решено было проводить Учредительный съезд КПК (Коммунистической партии Китая) без него. Не мог приехать в Шанхай для участия в форуме и Ли Дачжао, загруженный работой в Бэйда, но и это не смутило Маринга и Никольского. В июне 1921 года Ли Да, замещавший Чэнь Дусю, разослал от имени шанхайской группы во все коммунистические организации страны соответствующее уведомление с предложением прислать на съезд в Шанхай по два представителя229. 9 июля Маринг отправил секретное донесение в Москву: «Надеюсь, что конференция, которую мы собираем в конце июля, принесет большую пользу нашей работе. Небольшие группы товарищей будут сплочены. После этого можно будет начать централизованную работу»230.

Наконец к 23 июля все было готово. Делегаты (двенадцать человек — по два от Шанхая, Пекина, Ухани, Чанши и Цзинани и по одному от Кантона и Токио) собрались. Среди них были и Мао Цзэдун, и «Усатый Хэ»: их как своих лидеров направили в Шанхай члены хунаньского кружка.

Мао и Хэ выехали из Чанши на пароходе вечером 29 июня и добрались до Шанхая (через Ухань и Нанкин) только через неделю. На пристани их встречала связная, жена Ли Да, Ван Хуэйу, член Социалистического союза молодежи, отвечавшая за размещение делегатов. Как и остальных гостей, она устроила их в общежитии женской гимназии Бовэнь на территории французской концессии. Директором этого учебного заведения была ее знакомая, некая госпожа Хуан Шаолань, которая, разумеется, ничего не подозревала. Она была даже рада подзаработать, так как общежитие летом пустовало, а Ван Хуэйу сказала ей, что временное жилье нужно было группе профессоров и студентов, прибывавших в город на научный симпозиум. За все про все госпоже Хуан заплатили немного: двадцать юаней, но, впрочем, этого было достаточно: в комнатах общежития не было кроватей, и спать заезжим «профессорам и студентам» пришлось на полу231.

В работе съезда, открывшегося 23 июля в одной из комнат того же общежития232, участвовали пятнадцать человек. Помимо двенадцати делегатов, Маринга и Никольского присутствовал еще и спецпредставитель от Чэнь Дусю, один из организаторов уханьской партийной группы, Бао Хуэйсэн. Самым молодым был Лю Жэньцзин: в марте 1921 года ему исполнилось только девятнадцать лет. Самым пожилым — сорокапятилетний «Усатый Хэ». Возраст, правда, не имел для собравшихся никакого значения: конфуцианские обычаи уважения старших, как и вся традиционная культура Китая, отвергались ими с порога.

Через два дня после открытия съезда заседания были перенесены в расположенный неподалеку дом одного из участников, Ли Ханьцзюня. Место было выбрано Марингом по конспиративным соображениям. Ли Ханьцзюнь приходился младшим братом известному в Китае военному и политическому деятелю Лю Шучэну, одному из богатейших людей в Шанхае. Семействам Лю и Ли принадлежали два соседних особняка на территории французской концессии. В одном из них, угловом здании под номером 106 по улице Ванчжилу (оно же числилось и под номером 3, но по переулку Шудэли), и были продолжены заседания Учредительного съезда КПК. Маринг надеялся, что шпики сюда не сунутся.

Дом Ли Ханьцзюня до сих пор стоит на своем месте. С 1952 года в нем находится музей I съезда китайской компартии. Красивое кирпичное здание в два этажа, холодное и безжизненное, как все исторические музеи. Болтливый экскурсовод ведет вас через внутренний дворик в ничем не примечательную восемнадцатиметровую комнату на первом этаже, посередине которой стоит большой четырехугольный обеденный стол, а вокруг него — стулья и табуретки. На столе — изящный чайный сервиз, стеклянная цветочная ваза и медная пепельница. У одной из стен — еще один, маленький, столик. Все восстановлено так, как было тогда, в 1921 году. Смотришь и не веришь глазам. Вот оно, это место: именно здесь много лет назад несколько человек вырабатывали программные установки партии, которая спустя всего двадцать восемь лет подчинила своему диктату полмиллиарда людей!

В конце июля 1921 года в перспективу столь быстрого захвата власти во всем Китае всерьез не верили даже сами участники съезда. Ведь в рядах КПК насчитывалось тогда всего 53 человека233. Собравшись у Ли Ханьцзюня в его новом доме (особняк был построен всего за год до этого), они лишь намечали контуры будущей кровавой борьбы за социалистическую революцию. Председателем съезда был избран делегат от Пекина, знакомый нам Чжан Готао. Мао Цзэдуна же и приехавшего из Японии Чжоу Фохая попросили стать секретарями. Занятый ведением протокола, Мао особой активности не проявлял. Он выступил всего один раз: с кратким докладом о большевистской группе в Чанше. Позже, правда, в период становления культа личности Мао Цзэдуна, один из его старых друзей и первых биографов, Сяо Сань, напишет, что Мао «резко выделялся из делегатов своей яркой конкретной речью и реальными результатами своей работы»234. Но так ли это было на самом деле, судить трудно. Сяо Саня на съезде не было, и на чем основывался его рассказ, неизвестно: текст речи Мао не сохранился. Судя по воспоминаниям Чжан Готао, Мао был «бледен лицом», но «проявлял довольно живой темперамент. В длинном традиционном халате он походил на даоского монаха из какой-то деревни… Он обладал большим объемом элементарных знаний… И как хороший полемист… любил поспорить, расставляя собеседнику ловушки. Если же тот попадал в них и начинал противоречить сам себе, удовлетворенно смеялся»235.

Сам Чжан, наряду с Ли Ханьцзюнем, Бао Хуэйсэном и Лю Жэньцзином, выказывал наибольший энтузиазм. Особенно неистовал «книжный червь»236 Лю Жэньцзин. Он, в частности, выступил с предложением четко определить в партийной программе, что только диктатура пролетариата может спасти Китай. Спустя много лет Лю вспоминал: «Я заявил так потому, что к тому времени в Пекинском университете уже прочитал „Критику Готской программы“ Маркса, в которой, в частности, говорилось, что в переходный период от капитализма к коммунизму может осуществляться только диктатура пролетариата… Так проявлялось влияние на меня идей Маркса»237. О том же говорит Чжан Готао, замечая, что Лю Жэньцзин в период съезда со всеми, кого встречал, сразу заговаривал о диктатуре пролетариата и «бушевал без конца»238.

Но волноваться-то было незачем. Большинство съезда за исключением хозяина дома твердо стояли за то же самое. Осторожного Ли Ханьцзюня, хорошо разбиравшегося в экономическом учении Маркса, а потому советовавшего не спешить с социалистической революцией в отсталой стране, быстро забили. В подготовленных редакционной комиссией съезда документах ясно ощущалось «чистое дыхание» большевизма. Вот как были определены программные принципы КПК: «а) вместе с революционной армией пролетариата свергнуть капиталистические классы, возродить нацию на базе рабочего класса и ликвидировать классовые различия; б) установить диктатуру пролетариата, чтобы довести до конца классовую борьбу вплоть до уничтожения классов; в) ликвидировать капиталистическую частную собственность, конфисковать все средства производства, как то: машины, землю, постройки, сырье и т. д., и передать их в общественную собственность; г) объединиться с III [то есть Коммунистическим] Интернационалом»239. Этот курс определил и избранную на съезде тактическую линию: «Наша партия одобряет форму советов, организует промышленных и сельскохозяйственных рабочих, солдат, пропагандирует коммунизм и признает социальную революцию в качестве нашей главной политической установки. Она полностью порывает все связи с желтой интеллигенцией и с другими подобными группами»240.

1 ... 40 41 42 43 44 45 46 47 48 ... 283
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?