Город и город - Чайна Мьевилль

– Боуден знает, что мы к нему едем?

Датт поднял руку, делая знак, чтобы я подождал. Мы поднялись на уровень улицы, и он прижал к уху мобильник, слушая сообщение.

– Да, – ответил он через минуту, закрывая телефон. – Он нас ждет.

Дэвид Боуден жил в квартире на третьем этаже в ветхом здании, где в его распоряжении был целый этаж. Он набил его произведениями искусства, какими-то обломками и древностями из двух городов и – на мой непросвещенный взгляд – из их предшественника. Над ним, по его словам, жила медсестра с сыном, а под ним – врач из Бангладеша, который пробыл в Уль-Коме даже дольше, чем он сам.

– Два экспата в одном доме, – сказал я.

– Это не совсем совпадение. – ответил Боуден по-иллитански. – Раньше – пока она не умерла – здесь жила бывшая «пантера». – Мы уставились на него. – «Черная пантера» бежала из США после того, как убили Фреда Хэмптона[7]. Тогда большинство из них уезжали в Китай, на Кубу или в Уль-Кому. Когда я приехал сюда, было так: чиновник говорил тебе, что появилась квартира, и ты в нее вселялся В то время – провалиться мне на этом месте, если вру, – все дома здесь были набиты иностранцами. Мы могли вместе жаловаться друг другу на то, чего нам здесь не хватает. Вы про «мармайт» слышали? Нет? Значит, вы, очевидно, никогда не встречали британского шпиона в изгнании. – Он – хотя мы об этом и не просили – налил нам с Даттом по бокалу красного вина. – Это было много лет назад, сами понимаете. Тогда улькомцы были бедны, как церковные мыши. Город должен был думать об эффективности. В каждом из этих домов всегда жил один улькомец. Одному человеку гораздо легче следить за иностранными гостями, если все они собраны в одном месте.

Датт посмотрел ему прямо в глаза. «Да пошел ты, эта правда меня не пугает» – было написано у него на лице. Боуден улыбнулся – слегка застенчиво.

– Но ведь это немного оскорбительно – так следить за почетными гостями, за теми, кто симпатизирует городу? – спросил я.

– Для кого-то – возможно, – сказал Боуден. – Улькомские «Филби», настоящие «товарищи», скорее всего, злились. Но, с другой стороны, именно они были готовы мириться с чем угодно. Я никогда особенно не возражал против слежки. Они не зря мне не доверяли. – Он глотнул вина. – Как продвигается чтение «Между городом», инспектор?

Стены в его квартире были выкрашены в разные оттенки бежевого и коричневого и нуждались в ремонте. На стенах висели древние карты обоих городов, полки с книгами и произведениями народного творчества в улькомском и бешельском стилях. На всех поверхностях стояли статуэтки, обломки керамики, крошечные заводные штуки. Небольшая гостиная была так набита разным добром, что мне в ней показалось тесновато.

– Когда убили Махалию, вы находились здесь, – сказал Датт.

– Алиби у меня нет, если вы об этом. Возможно, соседка слышала, как я здесь возился. Не знаю, спросите у нее.

– Сколько вы здесь живете? – спросил я. Датт, не глядя на меня, поджал губы.

– О господи, много лет.

– А почему здесь?

– Не понимаю.

– Насколько я вижу, бешельских штук у вас не меньше, чем местных. – Я указал на одну из многочисленных старых икон – или их репродукций. – Есть ли какая-то особая причина, по которой вы оказались именно здесь, а не в Бешеле? Или где-то еще?

Боуден поднял руки вверх.

– Я – археолог. Не знаю, насколько вы сильны в этой теме. Более половины артефактов, которые заслуживают внимания, в том числе те, которые мы считаем сделанными бешельскими мастерами, находятся в улькомской земле. Просто так было всегда. Ситуацию не улучшает идиотская готовность бешельцев продать то немногое историческое наследие, которое удалось выкопать, тому, кто захочет его купить. Уль-Кома всегда была умнее в этом отношении.

– Даже на таких раскопках, как Бол-Йе-ан?

– Вы про иностранное руководство? Да, конечно. С формальной точки зрения канадцам здесь ничего не принадлежит, у них просто есть право обрабатывать и каталогизировать находки. Кроме того, им достается вся слава, которая их мягко греет. Поверьте, канадцы в восторге от того, что США организовали блокаду. Хотите увидеть яркий зеленый цвет? Скажите американскому археологу, что вы работаете в Уль-Коме, и он позеленеет от зависти. Вы знакомы с улькомскими законами о вывозе древностей? – Боуден сомкнул ладони, переплетая пальцы, словно в ловушке. – Все, кто хочет изучать Уль-Кому или Бешель, не говоря уже о тех, кого интересует Эпоха предшественников, оказывается здесь – если может сюда попасть.

– Махалия была американским археологом, – сказал Датт.

– Студенткой, – возразил Боуден. – После защиты диссертации ей было бы гораздо сложнее остаться здесь.

Я указал в сторону его кабинета.

– Можно?..

– Я… конечно. – Он стыдился того, что комната была такой крошечной. Разных древностей здесь оказалось, пожалуй, даже больше, чем в гостиной. Его стол представлял собой отдельный участок археологических раскопок из бумаг, компьютерных кабелей и карты Уль-Комы с указателем улиц, старой и потрепанной. Некоторые тексты были написаны странным, очень древним алфавитом – не иллитанским и не бешельским, а тем, который использовался до эпохи Раскола. Я его совсем не понимал.

– Что это?

– О… – Он закатил глаза. – Это привезли вчера утром. С тех пор как вышла «Между городом», мне до сих пор пишут разные психи. Люди выводят что-то на листе бумаги и утверждают, что это написано на языке Орсини. Они полагают, что я должен это расшифровать. Возможно, бедняги действительно верят, что это действительно что-то значит.

– А вы можете это расшифровать?

– Шутите? Нет. Это ничего не означает. – Боуден закрыл дверь. – Что-нибудь слышно про Иоланду? Эта история серьезно меня беспокоит.

– Боюсь, что нет, – ответил Датт. – Этим занимается отдел поиска пропавших людей. Там отличные спецы. Мы плотно с ними сотрудничаем.

– Мы непременно должны ее найти. Я… Это крайне важно.

– Вы знаете, кто мог затаить обиду на Иоланду?

– На Иоланду? О господи, нет. Она такая милая, мне ничего не приходит в голову. Махалия была немного другой. То есть… Махалия была… То, что с ней произошло, – это просто ужасно. Ужасно. Она была умной, очень умной, самоуверенной и храброй, и это не… То есть я могу представить себе, что Махалия кого-то злила. Она умела это делать. Таким она была человеком, и с моей стороны это ей комплимент. Но я всегда боялся, что однажды Махалия разозлит не того человека.

– Кого она могла вывести из себя?

– Я не вникаю в подробности, старший детектив. Понятия не имею. Мы с Махалией очень мало общались. Я практически ее не знал.