История Русской армии. Том 2. От реформ Александра III до Первой мировой войны, 1881–1917 - Антон Антонович Керсновский

составе, а во 2-ю прибывали Гренадерский и XVII корпуса. Северо-Западный фронт усиливался, таким образом, на 4 корпуса, и задача (поражение германцев и овладение Восточной Пруссией) ему оставлялась прежней. Юго-Западному фронту указывалось лишь «не допускать австрийцев зайти в тыл Северо-Западного фронта». Непосредственное выполнение возлагалось на 5-ю армию в составе V, XIV, XIX и XXV армейских корпусов, которой указывалось во что бы то ни стало сохранить Брест. Задача 3-й армии оставалась прежней.

Тем временем произошла Балканская война. Куманово и Битоль всполошили Австро-Венгрию. Сербия оказалась врагом более опасным, чем то полагали. Начальник имперского Генерального штаба генерал Конрад фон Гетцендорф коренным образом переработал весной 1914 года свои планы, сняв одну армию с русского фронта на сербский. Фронт развертывания против России пришлось сократить и ориентировать уже не к востоку — на Киев, а к северу — на Люблин — во фланг и в тыл Варшавскому округу.

Таким образом, австрийская «шпаргалка» 1912 года утратила два года спустя всякую ценность, а построенный на ее основании план постигла участь плана Вейротера. Одинаковые причины влекут за собой одинаковые последствия. Русский удар по Львову наносился в пустопорожнее пространство. Наоборот, австрийский удар по Люблину попадал в самое уязвимое место нашего развертывания и ставил русскую армию в положение, близкое катастрофическому.

Совещания начальников русского Генерального штаба с их французскими коллегами происходили ежегодно. Требования французов заключались в возможно более срочном наступлении Северо-Западного фронта с целью отвлечь на себя 5–6 германских корпусов. Из протоколов этих совещаний видно, что французы все время подчеркивали, что благодаря обеспеченному нейтралитету Италии они выставят против Германии число бойцов, превышающее условленное конвенцией 1892 года. Нам предлагалось тоже усилить армии Северо-Западного фронта. Австро-Венгрию французы недооценивали — выбор нашего главного удара по австрийцам им, видимо, чрезвычайно не нравился.

Готовность наших войск к наступлению определялась сроком 20 дней. В 1911 году генерал Жилинский заверил генерала Дюбайля, что войска эти якобы способны к наступлению уже на 15-й день мобилизации. Следствием этого легкомысленного и преступного обещания должен был быть поход в Восточную Пруссию совершенно неготовых войск. Об организации операционной базы и устройстве продовольственной части генерал Жилинский, оказывается, забыл.

Бессознательность эта доходила у него до того, что на военной игре в Киеве (апрель 1914 года) он доказывал возможность перейти в наступление 1-й армией уже на 12-й день! Всемогущий Сухомлинов вопросами стратегического характера совершенно не интересовался и к разработке плана развертывания никакого отношения не имел. Сухомлинов навряд ли и был способен иметь свое суждение по этому вопросу, в котором он совершенно не разбирался. Его пометки «согласен», «совершенно верно», «разумеется» и т. п., поставленные на докладах диаметрально противоположного характера, достаточно ясно на это указывают. Делом этим ведали очередной начальник Генерального штаба и бессменный генерал-квартирмейстер Ю. Данилов. Этот последний и несет на себе всю ответственность.

Рассматривая стратегическую подготовку России к войне, мы должны констатировать полный разнобой между стратегией и политикой. Русская стратегия творилась в безвоздушном пространстве, без всякого учета сложившейся политической обстановки. Главное управление Генерального штаба считалось с нападением Швеции, игнорируя фактический наш союз с Англией, тогда как каждый консульский секретарь знал, что Швеция — такой же британский доминион, как и Португалия, и против воли Англии никогда не пойдет. Мы могли быть спокойны за Петербург и сразу же двинуть XVIII и XXII корпуса на фронт, где нужен был каждый батальон. Столь же неосновательны были и опасения за Румынию: после событий 1913 года ей не было никакого интереса сразу объявлять войну Согласию. Ясно было, что Румыния выждет событий, чтобы потом поспешить на помощь победителю. Ни на чем не были основаны страхи перед Японией: мукденские победители нуждались в мире еще больше, чем мы, «переваривая» Корею и Южную Маньчжурию (на Японию, кроме того, давила и Англия). Наконец, совершенно необъяснимо было упорное желание считать Италию в числе наших врагов, когда нейтралитет ее был обеспечен еще с 1910 года (свидание в Ракониджи). И столь же изумительны были расчеты на Болгарию…

События мировой политики проходили мимо руководителей русской стратегии, не оставляя никакого следа на их решениях. Можно было подумать, что Дворцовая площадь и Певческий мост находились на двух совершенно различных планетах. Политическая неграмотность влекла за собой неграмотность стратегическую.

Большая программа. Реформа 1910 года привела всю пехоту в однородный состав полевых войск и ввела орудия навесного огня в состав корпусной артиллерии. Это был лишь первый шаг к задуманной коренной реорганизации русской армии, значительно усилившей ее состав и техническую мощь. Эта коренная реорганизация тормозилась отсутствием чрезвычайных кредитов, которых испрашивалось на сумму 500 миллионов рублей. Такой же кредит потребовало и Морское ведомство для восстановления совершенно уничтоженного флота.

Император Николай Александрович решил сперва удовлетворить чаяния моряков. Петр I поступил бы совершенно так же. Моря для России составляют легкие, которыми она дышит. Флот нужен ей совершенно в той же степени, что и армия, воссоздание же его всегда является делом гораздо более длительным и трудным. Ассигнование кредитов в первую очередь Морскому ведомству государственно оправдывалось. До сознания этой государственной необходимости не доросло ни общество (Дума отказывалась отпустить кредиты: Гучков доказывал, что «России флот не нужен»), ни даже правительство в лице генерала Сухомлинова: одна рука потентата игнорировала другую. Своим возрождением после Цусимы флот был обязан целиком государю.

К сожалению, морской министр адмирал Григорович главное внимание обратил на менее важное Балтийское море и недооценил всей срочности усиления Черноморского флота, дабы держать Турцию в повиновении, а проливы открытыми. Решено было устроить судостроительные заводы в Николаеве. Для этого все верфи и эллинги надо было создать в голой до того степи. Титаническая эта работа была сделана в изумительно короткий срок. Как бы то ни было, первый дредноут мог вступить в строй не ранее лета 1915 года. В то же время турецкий флот должен был осенью 1914 года усилиться двумя строившимися в Англии дредноутами. Настоятельной необходимостью был бы перевод в Черное море из Балтийского (где она все равно была бы бессильна против Германии) дивизии 4 старых линейных кораблей. Этим путем Черноморский флот, доведенный до состава 9 броненосцев, сохранил бы господство на море. Посылка балтийских броненосцев в Севастополь в конце 1913 года была бы шагом, более достойным для российской великодержавности, чем слезливые протесты нашей дипломатии против назначения Лимана фон Сандерса.

Лишь в 1913 году военному ведомству удалось получить кредиты для выполнения в пятилетний срок Большой программы. По этой программе, русская армия к концу 1917 года сравнивалась техникой с германской. По Большой программе