Тайник - Тоби Болл

— Фрингс слушает, — невнятно отозвался голос в трубке.

— Вы получили мой пакет?

— Да.

— А что там внутри, видели?

— Да.

— Гарантирую, что они подлинные. Хотите посмотреть негативы?

— Нет, этого не требуется. Но я бы хотел поговорить с вами. Не по телефону.

Пул насторожился.

— Здесь не о чем говорить. Либо вы их печатаете, либо я их посылаю в «Ньюз» или «Трибьюн».

— Все не так просто.

Пул нахмурился. Что за черт?

— Почему?

— Послушайте, надо встретиться. Назовите время и место. Я приду первым.

Пул задумался.

— Видите ли, я тоже хочу подпалить хвост этому парню, причем не меньше, чем вы. Мы оба заинтересованы в этом.

— Ну ладно, — сдался Пул. — Знаете паб «Лиса и гончая»?

— Конечно.

— Сегодня в шесть вечера. Я приду немного позже.

— Идет.

— Не прогадайте, — бросил Пул и повесил трубку.

Найти на улице мальчишку было безнадежной задачей. Пул решил ограничить поле деятельности. Он двинулся к кварталу, где в компании еще четырех проституток жила в развалюхе его приятельница Алиса. Когда-то здесь были дома для рабочих, но за последнее десятилетие из скромных жилищ они превратились в грязные трущобы.

Дверь открыла худенькая девушка с тонким личиком и желтоватой кожей.

— Я к Алисе.

— Алиса выходная, — ответила девица, смерив Пула оценивающим взглядом. — А я не подойду?

— Я не за этим. Мы просто друзья.

— Само собой. Я же вам сказала, что лавочка закрыта.

— Тогда вот что. Скажи Алисе, что пришел Этан Пул, у меня к ней пара вопросов. Если она не захочет выйти со мной поговорить, я рассержусь. Поняла?

Взвесив сказанное, девица захлопнула дверь. Пул остался ждать на крыльце, не совсем уверенный в успехе. Наконец дверь открылась и на пороге появилась Алиса. Казалось, она только что вылезла из постели.

Они сели на диван в гостиной. Девица, которую звали Мем, расположилась напротив на стуле.

— Я ищу мальчишку, которого зовут Каспер Просницкий.

— Не знаю такого, — заявила Алиса, вопросительно посмотрев на Мем. Та пожала плечами.

— Мне он нужен. Раньше он жил в приюте Святого Марка. Тамошние ребята сказали, что теперь он живет на улице.

— Этот Святой Марк — преотвратное место, — со знанием дела сообщила Мем. — Лучше уж на улице, чем там.

— А вы не знаете, к кому он мог пойти, сбежав оттуда?

— Без понятия, — пожала плечами Мем.

— А сколько ему? — поинтересовалась Алиса.

— Лет четырнадцать.

— В этом возрасте они любят сбиваться в стаи. Так им спокойней. Когда я жила на улице, у нас было несколько мест, где мы кучковались. Там по крайней мере мы не боялись, что какой-нибудь взрослый дядька будет распускать руки.

— Точно, — согласилась Мем. — Есть такие места. Если вы были в Святом Марке, сами должны знать.

— Может, на складах? — предположила Алиса. Мем кивнула.

— На складах? — переспросил Пул.

Мем воодушевилась:

— Ага. В том месте, где старые пути. Там целые кварталы этих складов. Сейчас они стоят пустые, и там люди живут. Много людей. Может, и ваш мальчишка найдется.

Когда Пул собрался уходить, Алиса спросила:

— Мы как раз собирались выкурить последний косячок. Хочешь с нами?

Пул покачал головой. Он не курил траву и не собирался начинать.

— Ну, как знаешь, — пожала плечами Алиса.

— Ты кури одна, — заявила Мем. — А я поеду раздобуду еще, чтобы у нас был запас.

Алиса ничего не имела против, и Мем вышла вместе с Пулом.

— На такси поедешь? — спросил Пул.

Мем с улыбкой кивнула. Пул встал на обочине и через некоторое время остановил такси. Мем запрыгнула на заднее сиденье, а он, наклонившись к окну, бросил водителю пятидолларовую бумажку.

— Куда тебе? — спросил он Мем.

— «Пирс и Ричмонд».

Пул обратился к водителю:

— Отвезешь ее туда, подождешь и привезешь обратно. И не вздумай высадить девчонку. Понял?

Водитель, чуть заметно улыбнувшись, кивнул. Такси уехало. Пул направился к складам, недоумевая, зачем Мем понадобилось тащиться в Ист-Сайд, чтобы купить травку.

Надвигающаяся грозовая туча заволокла полнеба, скрыв солнце под серой пеленой. Было душно, над складами висела тишина. Шагая по старым железнодорожным путям. Пул смотрел на обветшавшие здания и слушал, как скрипит гравий под ногами. Кое-где в разбитых окнах виднелись силуэты людей. Увидев его, некоторые прятались, присаживаясь на корточки, другие оставались на ногах. Он ждал, что его окликнут, может, даже обругают, — но вокруг было тихо.

Если бы здесь очутилась Карла, то наверняка завела бы разговор о зверином оскале капитализма и его безжалостном отношении к людям, которые не смогли найти себе места в жизни. Но сейчас эти слова вряд ли нашли бы в нем отклик.

Пул шел вдоль складов, не входя внутрь, словно надеялся, что Каспер Просницкий вдруг каким-то чудесным образом обнаружится сам. Временами он окликал его или спрашивал, не знает ли кто-нибудь такого, но ответом была лишь тишина. Мысленно он проклинал себя за нерешительность. Его не пугала перспектива быть избитым, скорее расстраивал хаос и зрелище человеческой деградации. Воображение рисовало картины упадка и разложения, которые повергали его в депрессию. Поэтому сыщик продолжал свой не слишком эффективный поиск, ничего не меняя.

Так прошло больше часа. Туча закрыла все небо, кругом потемнело. Пулу стало не по себе. Он повернулся и бодрой рысцой двинулся обратно. Теперь из зданий доносились голоса, словно обитатели складов вдруг проснулись. Но слов было не разобрать. Пулу показалось, что в одном из складов кто-то произнес «Каспер». Он остановился и стал смотреть на окна. Там виднелись силуэты людей, которые безмолвно наблюдали за ним. Пула охватило смятение. Изнутри послышался какой-то шум, многократно усиленный гулким эхом. Чуть поколебавшись, Пул продолжил отступление. Вероятно, у него просто разыгралось воображение. Он ненавидел эту проклятую Низину.

Нора поняла, что этот человек знает о ней практически все. Он принес ей цыпленка по-флорентийски с рисом и вареной морковью и подал со стаканом хорошего красного вина. В интервью журналу «Мир радио» она как-то упомянула, что это ее любимое блюдо. Реакция певицы была двойственной. Она была тронута и вместе с тем не могла скрыть раздражения. Эти непрерывные попытки скрасить заточение, сделав его максимально комфортным, приводили ее в замешательство. По лицу своего тюремщика она поняла, что он ей сочувствует и стыдится своей роли.