Только он - Эльвира Смелик

– Ты к ней, да. Она тебе позвонила. – Качнул головой, сам с собой соглашаясь. – Не удержалась. Решила представление устроить. – И опять обратился к сыну: – Ну, а ты повёлся. Конечно. И что она тебе такого сказала?

– Не твоё дело, – повторил Дима, а отец воскликнул, взмахнув руками:

– Дим, ты что, совсем не понимаешь? Она же тобой играет.

Играет?

– Зачем?

– Да затем! – отец на секунду замялся, будто сомневался, а потом выдал чересчур решительно и напряжённо: – Она в меня влюблена была, а я на твоей маме женился. А теперь ты подвернулся, она и придумала способ поквитаться.

Дима усмехнулся и мотнул головой.

– Нет, это ты придумал, – возразил уверенно и спокойно. – Всё это. Злишься, что она тебе отказала.

– В чём? – сердито выдохнул отец, показательно вскидывая брови и округляя глаза. – В чём отказала?

Нет, Дима не поддастся его давящему напору, праведному негодованию. Он прекрасно знает их цену.

– Я же видел, как ты к универу за ней подъезжал. Как она к тебе в машину садилась. Как вы поехали куда-то.

Отец смутился. Точно, смутился, сразу не нашёл, что сказать, и не возразил, как обычно, даже не задумавшись, запальчиво и убеждённо.

Ха! Выходит, Дима правильно догадался, так всё и было. Он и говорить больше ничего не стал, развернулся, зашагал прочь, но отец нагнал, вцепился в плечо.

– Ты никуда не пойдёшь. Я не пущу.

Дёрнул резко, попытался развернуть назад, к себе. Но не очень-то получилось, только качнул и притормозил, а дальше Дима сам оглянулся, уставился отцу прямо в глаза, в чёрные кружки зрачков.

– Попробуй.

Так и стояли, не замечая пролетающих мгновений, смотрели друг на друга, прожигая взглядами. Кто не выдержит первым?

Отец стиснул зубы, желваки вздулись, и вдруг… разжал пальцы, отпустил, даже, показалось, и оттолкнул, произнёс, мрачно усмехнувшись:

– А знаешь, катись. Беги к ней. Алёнка не дура. Прекрасно понимает, что никому тебя не остановить. Я ведь только сказать могу. А тут словами не проймёшь. Всё равно не поверишь. Пока не испытаешь на собственной шкуре. Так давай, сын, пробуй. Учись жизни. Только не жалуйся потом. Беги, беги.

Дима не сдвинулся с места. Было в словах отца что-то такое, хоть и злое, обидное, унизительное, но, наверное, тем и действенное, остужающее, почти справедливое в своей жёсткой откровенности. Да ведь только…

Он же нарочно так сказал. Тоже не дурак, знает, как сбить с толку, заронить сомнения. Но Дима и тут не поддастся, не маленький, не купится на дешёвые родительские трюки. И не побежит он, зато пойдёт, просто пойдёт. Потому что нестерпимо тянет, потому что раз за разом звучит в ушах, как она произносит «Дима», а потом ещё «Приходи. Ко мне». И всё остальное отступает перед этим голосом, а рассудительные нравоучительные слова отца теряют значимость с каждым шагом. Мало ли что он там наговорил, если хотел одного – любым способом остановить.

***

Дима позвонил не в домофон, сразу в дверь квартиры. Видимо, зашёл в подъезд с кем-то из местных. Алёна открыла, глянув на него лишь мельком, произнесла:

– Проходи. Куртку можно на вешалку. А обувь не снимай, не надо. – И опять повторила, махнув неопределённо рукой, то ли в сторону кухни, то ли в сторону комнаты: – Проходи.

Дима следовал распоряжениям послушно и молча. Так ни слова и не сказал с той минуты, как вошёл, зато смотрел, не отрываясь. Алёна ощущала его взгляд, словно живым огнём обжигающий лицо и кожу, пробирающий до нутра. И в какой-то момент даже отгородиться от него захотелось, потому что он не волновал, не будоражил приятно. Он уже раздражал своей горячностью и нетерпеливым ожиданием ответа. А что Алёна могла ему ответить, только бессмысленно повторить в очередной раз:

– Проходи. – И предложить: – Садись.

Он, конечно, не сел, приблизился, остановился меньше, чем в шаге.

– Вы для чего меня позвали?

– Дим, – растерянно пробормотала Алёна.

Да если бы самой знать, для чего.

Разозлилась на Глеба, не сдержала обиды и, похоже, действительно – отомстила. Поддалась порыву, совершила, не задумываясь, как потом быть. Что она вообще планировала? Что собиралась делать с этим мальчиком? Ну не спать же с ним.

Да ведь если честно, ей и дела никакого нет до Димы Решетникова. Всё, что Алёну цепляет в нём – это исключительно то, чей он сын. А сам по себе…

Господи! Что ж она натворила? Повела себя, как обиженная девчонка.

Это в пятнадцать лет позволительно совершать подобные глупости. А ей-то уже далеко не пятнадцать, и она не просто взрослая. Алёна же сама не так давно говорила, убеждённо расставляя приоритеты: «Она – преподаватель, он – студент. Всё, больше никаких отношений». А что получается теперь?

Он придвинулся ещё ближе, протянул руку, коснулся Алёниных волос, хотел провести по ним, запустить пальцы, но Алёна перехватила его ладонь, аккуратно отвела в сторону.

– Дим, постой. Я…

Он опять упрямо потянулся рукой, теперь уже к лицу, едва заметно качнулся вперёд. Сейчас вообще приблизится вплотную, попробует обнять, привлечь, поцеловать. Алёна отступила на шаг.

– Дим, нет. Послушай. Всё не так.

Раз уж он здесь, стоит воспользоваться моментом, сказать прямо, что он ей не нужен: ни при каких условиях, ни в настоящем, ни в будущем, не только потому что студент, а вообще. Но как это правильно сделать, чтобы не звучало настолько бесполезно, невразумительно и тупо?

– Я тебя совсем не потому позвала. Ты не понял. Но это я сама виновата. Извини.

Кажется, он её не слышал. Или до него не доходило значение слов. Был словно в трансе, опьянённый её близостью и мнимой доступностью для себя. Шевельнул губами, прошептал заворожённо:

– Алёна.

И ей пришлось почти крикнуть, чтобы привести его в себя:

– Дима! Хватит! Всё не так.

Дима вздрогнул, словно и правда очнулся от наваждения, свёл брови, посмотрел пронзительно, напряжённо и в то же время обескураженно по-детски:

– А как?

– А никак, – заявила Алёна жёстко, понимая, что безболезненно ничего не исправить. – Извини, Дим. Я глупость сделала. Точнее, даже гадость.

А может, действительно так и надо: не жалеть, не бояться задеть и обидеть. Тогда и получится наконец-то переключить с плюса на минус, с любви, нет, не на ненависть, на разочарование и отвращение.

Иначе ведь с этим не справиться, так и продолжит донимать, подпитываться несбыточной надеждой. И будешь вспоминать, представлять, мучиться. С чувствами не получается безболезненно, не получается легко и просто. И даже такие не в радость, не тешат самолюбие – чужое восторженное обожание, ненужная тебе преданность.