Три недели с принцессой - Ванесса Келли

Лия немедленно отбросила эту мысль.

– Что-то не так, Джиллиан?

– Вы даже не представляете. – Джиллиан оглянулась через плечо, затем придвинулась ближе и понизила голос.

– Только что в зал вошли мать Джека и сестра. Джек с Левертоном пытаются удержать их на той стороне помещения, но не думаю, что им удастся делать это достаточно долго.

Хлоя ахнула и зажала ладонью рот. Доминик грубо выругался.

– Я чувствую то же самое, сэр Доминик, – призналась Джиллиан. – Однако ничего нельзя сделать, кроме как постараться справиться с этой ситуацией. Держать присутствие здесь Лии в секрете, так сказать.

– Это довольно затруднительно, – возразил он несколько резко, – потому что этот прием устроен специально для того, чтобы представить Лию высшему обществу. Вряд ли уместно почетному гостю внезапно исчезнуть.

– Лия, дорогая, ты в порядке? – спросила Хлоя, положив руку ей на плечо.

Лия пыталась вернуть себе хотя бы подобие способности мыслить рационально.

– Ничего не понимаю. Ведь леди Джон и леди Анна не были приглашены, ведь так?

– Господи, нет, конечно! – ответила Джиллиан. – Обычно мы бываем рады пригласить любого члена семьи Джека на вечеринку, но при сложившихся обстоятельствах случится беда, если вы встретитесь.

Это было еще мягко сказано. Леди Джон всегда возмущало до глубины души присутствие Ребекки Кинкейд в Стоунфелле. И она совсем не приветствовала дружбу своего сына с ее внучкой. Около четырех лет назад Лия случайно услышала шумную ссору Джека с матерью в саду, предметом которой была она сама, и девушка отчетливо помнила, какими унизительными прозвищами называла ее леди Джон. Даже теперь при этих воспоминаниях внутренности ее скручивались в болезненный узел.

– У меня создалось впечатление, что леди Джон старается избегать встреч с Кинкейдами, – заметила Хлоя. – Так что это не имеет смысла.

– Обычно она избегает нас как зачумленных, – сказала Лия, стараясь не показать, как расстроена.

Несмотря на утверждение Доминика, ей казалось, что уход был бы наилучшим способом избежать неприятного столкновения. Как ни огорчительна для нее была бы подобная стычка, еще ужаснее она была бы для Джека. Он был глубоко предан своей матери и сестре. Лии невыносимо было думать, что его преданность будет разрушена подобным образом, причем прилюдно.

– Чарлз говорит, что она будет стоять на своем, – произнесла Джиллиан. – Что бы это ни значило.

– Я точно знаю, что это означает, – откликнулась Лия. Леди Джон долгие годы полагала, что они с дочерью были несправедливо смещены с подобающего им места в семье, что их вытеснили порочные Кинкейды. – Думаю, мне следует уехать, сэр Доминик. Подозреваю, что она хочет устроить сцену, а это сильно расстроит Джека.

– Но и не слишком тебе поможет, – мрачно проговорила Хлоя.

Джиллиан обвила рукой талию Лии.

– Я не хочу, чтобы Лия уезжала, – сказала она Доминику вызывающим тоном.

Он огляделся по сторонам. Хотя они разговаривали, понизив голос, люди поблизости начали проявлять интерес к их напряженной беседе. Некоторые из гостей считали своим долгом следить за новоприбывающими и, без сомнения, уже радостно распространяли слухи – в ожидании взрыва.

– Все в порядке, Джиллиан, – произнесла Лия. – Я готова ехать.

Доминик осуждающе покачал головой.

– Нет, улизнуть, подобно вору, не выход. – Он взглянул на жену. – Дорогая, пожалуйста, отведи Лию в чайную комнату и найди там укромный уголок. Я вскоре присоединюсь к вам.

– Что ты собираешься предпринять? – спросила леди Хлоя.

– Думаю перехватить леди Джон и попытаться образумить.

– О черт, – пробормотала Джиллиан. – Слишком поздно.

Толпа перед ними заколыхалась, подобно пшеничному полю под ветром поздним летом, и вдруг расступилась. В образовавшемся проходе показалась леди Джон, за которой следовала ее дочь. Джек и Левертон шли прямо за ними, оба очень расстроенные.

По правде говоря, у Джека был такой вид, будто он готов кого-нибудь убить, – возможно, даже Лию, за то, что навлекла на всех эти неприятности.

Джиллиан на мгновение крепче сжала талию девушки, а затем выступила вперед.

– Леди Джон, какой сюрприз. Никак не ожидали увидеть вас на нашем скромном приеме.

Лия удивленно заморгала: кузина вдруг превратилась в самую настоящую герцогиню, – однако мать Джека нелегко было запугать.

– Я и не рассчитывала, что здесь нас ждут, – высокомерно произнесла она, окинув Джиллиан неприязненным взглядом. – Мы ведь не получили приглашения.

Доминик вышел вперед и сдержанно поклонился ее светлости.

– Леди Джон, позвольте сопроводить вас и вашу дочь в чайную комнату, чтобы отдохнуть и слегка подкрепиться. Там гораздо тише и прохладнее, так что мы сможем спокойно побеседовать.

Если реверанс можно было бы охарактеризовать как скупой и выражающий недовольство, то реверанс леди Джон, без сомнения, был именно таким.

– Благодарю вас, сэр Доминик, но ни я, ни моя дочь не расположены к отдыху. У меня здесь дело, не терпящее отлагательства.

По толпе собравшихся пронесся шепот предвкушения. Хотя оркестр все еще продолжал играть и некоторые из гостей по-прежнему танцевали, те, что находились ближе всех к развертывающейся дешевой драме, остановились, делая вид, что чем-то заняты, в то время как сами с жадным вниманием наблюдали за происходящим.

Джек подошел и встал рядом с матерью, лицо его так застыло, что напоминало каменную маску. Тем не менее весь его вид выдавал намерение защитить ее во что бы то ни стало, а прикосновение к руке было таким нежным, что сердце Лии болезненно сжалось.

– Мама, пожалуйста, идите с сэром Домиником, – произнес он тихо. – Вы только причините себе лишние страдания, если не сделаете этого.

Когда она гневно отдернула руку, Джек раздраженно вздохнул и посмотрел на сестру.

– Анна, это безумие.

Его сестра бросила быстрый обеспокоенный взгляд на мать, затем снова взглянула на него и пожала плечами, как бы говоря, что не хочет вмешиваться.

– Леди Джон, – начал было герцог Левертон, но она властно вскинула руку, прерывая его.

Взгляд ее наконец скользнул мимо Джиллиан к Лии. Джек унаследовал свои темные ласковые глаза от матери, но сейчас во взгляде ее светлости, когда она смотрела на Лию, не было ни теплоты, ни доброты, ни любви: только ненависть и презрение.

– Ты! – воскликнула она дрожащим голосом, драматически указывая на девушку пальцем. – Ради чего тебе нужно все время терзать мою семью? Почему ты не можешь оставить в покое моего сына? Твоя родня подобна порче, от которой мы никак не можем избавиться, как бы ни старались!

Собравшиеся вокруг гости дружно ахнули: одни радостно, довольные развитием событий, другие в ужасе, страшно шокированные.