Путешествие оптимистки, или Все бабы дуры - Екатерина Вильмонт

Мы уселись в эту примитивную посудину с педалями и поплыли.

– Как хорошо!

– Да!

– Мне никогда в жизни не было так хорошо, как в этидни. Теперь и умирать будет не жалко!

– Марат, прошу тебя, не надо этих разговоров.

– Я люблю тебя, ты понимаешь?

– Я понимаю, что тебе сейчас так кажется.

– Нет, не кажется. Ты совершенно верно сказала, что внаших отношениях не было середины, только начало и конец.

– А ты полагаешь, что их можно раздвинуть и впихнутьтуда середину? Так не бывает.

– Но ведь можно начать вторую главу?

– Вторую главу? Нет, уж если, то эпилог.

– Не говори так, я люблю тебя, я с ума схожу, я готовна все!

– Иными словами, ты готов на любой подвиг во имя любви?

Но он не услышал иронии.

– Да, на любой! Я приеду в Москву и тут же подам наразвод!

– Ну зачем же так радикально?

– Я хочу жениться на тебе и удочерить Дашу.

– Ух ты как размахнулся! А ты меня спросил?

– Разве ты не хочешь? – растерялся он.

– Замуж за тебя? Извини, нет, не хочу. Я вообще не хочузамуж, ни за кого.

– А как же этот, Котя?

– Он поспешил объявить о нашей женитьбе, но практическибез моего согласия.

– Значит, ты его не любишь? А меня, меня ты любишь?

– Не знаю.

– Но я теперь все равно не смогу жить по-старому, ведьу меня есть ты и Даша.

– Ну, без меня ты как-то обходился двадцать лет, аДаша… Она так далеко, что просто не может играть в твоей жизни какой-то роли…

– Нет, ты, очевидно, не отдаешь себе отчета в том, чтосо мной произошло. Я заново родился как мужчина, как человек. Поверь, в моемвозрасте это много значит… Когда ты возвращаешься?

– Двадцать третьего.

– То есть через две недели после меня. Я сегодня с утрауспел поменять билет и теперь лечу не в пятницу утром, а в воскресенье вечером.Двадцать третьего… Я буду тебя встречать, и мы поедем к тебе. Ты примешь меня?

Так вот почему он опоздал! Кажется, я здорово заигралась!

– Нет, Марат, я тебя не приму. Я, конечно, буду оченьблагодарна, если ты меня встретишь, ведь самолет прилетает глубокой ночью, и доутра я тебя не прогоню, но…

Мы давно уже забыли про педали, и наше утлое суденышко самопо себе покачивалось на воде. Марат обнял меня, заглянул мне в глаза, и всю моюрешимость во что бы то ни стало противостоять ему как рукой сняло.

Мы долго еще плавали по пруду. Потом, простившись ссимпатягой лодочником, пошли снова бродить по аллеям. Мы даже мало говорили,нам достаточно было просто ощущать друг друга рядом.

– Знаешь, я, кажется, сейчас умру с голоду, –сказал вдруг Марат. – Надо бы спросить лодочника, где тут можноперекусить.

– Ой, я совсем забыла, Дашка же нам с тобой приготовилапакет с едой и термос с кофе, а я, идиотка, все дома оставила! Вот стыдобушка,девочка с утра позаботилась о родителях, а мы… Просто срам!

– Да, нехорошо получилось, ну ничего, мы это на ужинсъедим, в знак покаяния. Кстати, Кира, как ты считаешь, удобно будет, если ядам Дашеньке деньги, все-таки лишний человек в доме?

– А что ж тут неудобного?

– И еще мне хотелось бы купить ей что-нибудь, может,какое-нибудь платье или туфли, ну, что там она хочет?

– Это ты у нее спроси.

Интересно, откуда у него деньги? Ну, заплатили ему залекции, но он как-то уж очень свободно тратит деньги, а ведь наша профессурасейчас чуть ли не самая бедная часть общества.

Он словно угадал мои мысли:

– Я хотел сказать тебе, Кира, ты не думай, что я нищийстарый профессор. Дело в том, что я получил очень неплохое наследство от теткив Дании.

– А ты что, принц Датский? Вот уж не думала, что у тебяне только глаза, но и кровь голубая.

– Ты опять шутишь, а я говорю серьезно. Там была весьмасущественная сумма, я разделил ее на четыре равные части, для каждого членасемьи. Жена настаивала, чтобы наша с нею часть была общей, но я словночувствовал, и уперся. Таким образом, у меня есть деньги. Я в последние годычасто езжу за границу, и так приятно чувствовать себя человеком.

– Интересно, на что ты тратишь деньги за границей?

– Да ни на что особенное. Просто чувствую себячеловеком – могу кого-то пригласить в хороший ресторан, купить подарки близким,курить хорошие сигареты. Если нужно, могу взять напрокат машину.

– А на баб?

– Каких баб?

– Ну, на проституток, например?

– Да что с тобой, Кира? Какие проститутки! Во-первых, ябоюсь их как огня, а во-вторых, я считал, что давно уже завязал с этим делом.Если бы не ты… Я уже сейчас с замиранием сердца думаю о ночи…

– О ночи?

– Ну да. Неужели ты думаешь, я смогу спать, зная, чтоты за стенкой? А ты сможешь?

Он посмотрел мне прямо в глаза, и я конечно же ответила:

– Нет!

– Смотри, Кирочка, кажется, какая-то едальня!

В самом деле, мы обнаружили палатку, торговавшую питой.

Мы подошли. Продавщица тоже оказалась русской. Онанастрогала нам горячей индюшатины с громадного вертела, положила ее вразрезанную питу и спросила:

– Вам наполнить или сами будете?

На прилавке стояло штук двадцать стеклянных мисок, в которыхчего только не было – и соусы, и овощи, и разные салаты. Ты платишь только запиту и индейку, а всего остального бери сколько хочешь.

– Нет, спасибо, мы сами! – сказала я и приняласьнакладывать в питы баклажаны, перец, помидоры и еще кучу всякой всячины, апотом полила все это каким-то соусом. Марат с удовольствием наблюдал за моимиманипуляциями.

Наконец мы сели за столик и накинулись на еду. Это былострашно вкусно, но перемазались мы отчаянно. Небольших салфеточек не хватило.Мы умирали со смеху, глядя друг на друга. Очевидно, продавщица поняла нашизатруднения и принесла нормальные салфетки.

– Вот спасибо! – сказал Марат, благодарно глянувна нее синими глазами, и надо же, эта молодая, от силы лет тридцати, женщинарастаяла от его взгляда.

– Ладно уж, пойдемте, умоетесь как люди, а то сразувидно, не умеете вы питу есть, все замурзались!

Она отвела нас в подсобку, где можно было умыться.

Я вышла первой.

– Ой, до чего же у вас мужик интересный! Хоть ипожилой, а глаза – загляденье. И вас, видно, любит, уважительный такой. А детиу вас есть?