Иностранные связи - Элисон Лури

— Да, я слышала. — Винни не стала уточнять, что эта новость известна всем ее лондонским друзьям, не говоря уж о журнале «Прайвит Ай». — Понимаю, она расстроилась оттого, что вам так скоро уезжать.

— В том-то и дело. Но ей кажется… она так себя ведет… можно подумать, я ее предал. — Фред сердито мял бумажную обертку от бутерброда. — Думает, мне стоило только захотеть и я без труда остался бы. Но ведь это, черт побери, не так! Уж вы-то знаете!

Винни безоговорочно согласилась. Своим отказом преподавать на летних курсах Фред подвел бы и разозлил очень многих в Коринфе. Винни стала перечислять этих людей по именам и должностям.

— Ни к чему, — перебил ее Фред. — Я ей все это уже объяснял. Розмари замечательная женщина, но она просто-напросто не слушает. Если ей не нравится то, что ты говоришь, — она, извините, не слушает, хоть ты тресни.

— Понимаю.

— Господи, да я бы остался, если б только мог. Я ее люблю, и Лондон тоже люблю, — воскликнул Фред, роняя крошки бутерброда с арахисовым маслом. — Даже не знаю, что тут еще сказать.

— Понимаю, — повторила Винни, разделявшая его любовь к Лондону. — Уезжать всегда тяжело. По себе знаю.

— Боже, что она вбила себе в голову? У нас на этот месяц было столько планов, мы взяли билеты на фестиваль в Глиндбурне… Я никогда не говорил, что останусь в Англии навсегда и все такое прочее. Не лгал ей. Я ей давным-давно сказал, что в июне должен уехать, — видит бог, сказал. — Фред тряхнул головой, пригладил темные волнистые волосы — жест получился и озадаченный, и в то же время уверенный. Винни впервые заметила в нем ту же черту, что и у Розмари Рэдли: как и многие очень красивые люди, они убеждены, что могут распоряжаться всем, чем угодно, в своей жизни. У обоих это еще сильнее бросается в глаза потому, что сами они об этом не задумываются, а Фред, возможно, вовсе не сознает.

— Может быть, у нее это пройдет.

— Может быть, — ответил Фред безжизненным голосом, хмуро глядя на голубей, слетевшихся на крошки. — Сейчас она ни видеть меня не хочет, ни по телефону говорить со мной — ничего. Ладно уж. — Фред бросил на мостовую корочку из обертки; жирные грязно-белые голуби, расталкивая друг друга, набросились на угощение. — Скорей бы уж прошло… я через три недели уезжаю.

— Очень надеюсь, что так и будет, — поддержала Винни, хотя на самом деле отношения этих двоих ее не трогали.

— Я тоже. — По красивому лицу Фреда будто пробежала черная туча. — Послушайте, Винни, вы очень хорошо знаете Розмари…

— Я бы так не сказала.

— Все равно. Вы с ней часто видитесь. Мне пришло в голову… Вы не могли бы с ней поговорить?

— Не думаю, что…

— Объяснили бы насчет летних курсов — что я не могу просто взять и отказаться от них. — Фред раскрошил недоеденный бутерброд, вызвав нашествие голубей. Десятки птиц слетелись со всех сторон, хлопая крыльями.

— Честно говоря, не думаю, что у меня получится. — Носком туфли Винни оттолкнула в сторону самого наглого сизого голубя, чтобы тот не порвал ей чулки.

— Вас бы она выслушала, ей-богу. А ну кыш отсюда! Нет больше ничего! — Фред поднялся, взял в руки туго набитый портфель. — Винни, прошу вас.

Винни тоже поднялась, отступила на несколько шагов от стаи голубей. Взглянула на Фреда Тернера: вот он стоит у порога Британского музея, среди птиц, не уступающих ему в настырности, и ждет от нее ответа. Высокий, сильный, сейчас он пошатывается от тяжести портфеля и тяжести на душе. В этот миг Винни поняла, что Фред стал одним из тех людей (в большинстве ее бывших студентов), которые принимают как должное, когда она пишет им рекомендательные письма, представляет их зарубежным коллегам, читает их книги и статьи, болеет за их профессиональные успехи и личное счастье. Обычно выполнение одной из таких просьб не освобождает от обязательств, скорее налагает новые, как езда на автомобиле подзаряжает аккумулятор. В ученом мире отношения покровителя и подопечного — замкнутая электрическая цепь, только не подверженная законам физики. Искры иногда сыплются до самой смерти.

Для Винни одна из приятных сторон жизни в Англии — это возможность спрятаться от таких паразитов (правда, некоторые из них забрасывают ее письмами). А теперь и Фред записался в ее подопечные всего лишь потому, что они вместе работают на кафедре, вместе оказались в чужом городе и она старше на целую четверть века. А еще, наверное, потому, что она невольно стала виновницей его несчастья. Винни была в комитете, который дал Фреду творческий отпуск, и именно она пригласила его на вечеринку, где он познакомился с Розмари Рэдли.

Винни со вздохом пообещала Фреду поговорить с Розмари, если представится такая возможность. Надежды на успех было мало, и Винни втайне желала, чтобы возможность так и не представилась. На другой день Винни захворала, и желание сбылось, хоть и не самым приятным образом. Впрочем, так оно и случается обычно с желаниями — и в сказках, и в жизни.

Может быть, Фред сейчас и достоин жалости, размышляет Винни, лежа в постели с едва теплой грелкой, но о нем лучше не думать. По большому счету, жалеть его не за что. Он молод, здоров, красив, умен, образован, и — хотя Винни ему об этом никогда не скажет — на кафедре английского языка и литературы считают, что у него большое будущее. Сейчас он растерян и страдает оттого, что Розмари его бросила, но это пройдет. У него будет еще много женщин, в работе его ждут успехи, и если его не задавит машина, не поразит смертельная болезнь или иной страшный удар судьбы, то всю оставшуюся жизнь он будет до безобразия счастлив.

А Винни между тем одна, и, быть может, до конца дней. Если она заболеет, как сейчас, никто не станет сочувственно выслушивать ее жалобы и приносить ей свежий апельсиновый сок, при этом не пугаясь ее наружности и не унижая ее высокомерной жалостью, липкой, как варенье из крыжовника. Винни уже пятьдесят четыре, она стареет. С каждым годом она будет болеть все чаще и дольше, и никому не будет до нее дела.

Фидо, почти три дня подряд дремавший возле Винни, хлопает пушистым хвостом по одеялу, но Винни отталкивает его. Сейчас она имеет полное право себя пожалеть, однако увлекаться этим опасно. Если и дальше подкармливать и ласкать Фидо, даже просто вспоминать о нем чаще, чем надо, то он вконец обнаглеет. Начнет расти, станет размером уже не с гончую, а с ретривера, с овчарку, с сенбернара. Если за ним не следить, то в один прекрасный день окажется, что за Винни по пятам ходит невидимый пес величиной с быка. И пусть даже другие не смогут увидеть его, как Винни, его присутствие они непременно почувствуют. Рядом с ним Винни будет казаться маленькой и жалкой, как всякий, кто согласился в жизни играть роль Несчастненького.

— Ступай прочь, — полушепотом гонит пса Винни. — Я всего-навсего простудилась, скоро поправлюсь. Слезай с кровати. Вон из моего дома. Иди ищи мистера Мампсона, слышишь? — ни с того ни с сего добавляет она вслух, представив, как Чак, один, без друзей, в сельской глуши, роется в пыльных архивах, разыскивая своих неграмотных предков.