Мораль и разум. Как природа создавала наше универсальное чувство добра и зла - Марк Д. Хаузер

В этой главе я буду настойчиво развивать лингвистическую аналогию, пытаясь выяснить, существуют ли универсальные принципы, лежащие в основе наших суждений о допустимом вреде, включая действия, приводящие к смерти. Хотя в большинстве культур, вероятно, есть некое общее правило, запрещающее убийство, во всех культурах существует и разрешение на исключения из этого правила. Есть ли конкретные параметры, которые устанавливаются каждым обществом и которые разрешают совершать специфические для данной культуры действия? Каким образом правовые и религиозные системы вмешиваются в модели насилия и как они входят в противоречие с интуитивными ощущениями людей относительно допустимого убийства и узаконенного наказания?

Не убий. Как одна из десяти заповедей, это ясный закон, который признается иудеями, католиками и протестантами. Его следствием является моральное суждение о том, что убийство запрещено. Слово RATSACH обычно переводилось с иврита как «kill», но иногда его переводили более точно: «murder». Смещение в сторону второго значения было необходимо для того, чтобы иметь название для узаконенного убийства определенных животных, которых использовали в пищу. Даже с учетом этих различающихся толкований термина «убийство» в Ветхом Завете есть указания на многочисленные исключения из данной заповеди. Считалось возможным убить: помолвленную женщину, которую соблазнил другой мужчина; людей, поклоняющихся не Яхве, а другому Богу; посторонних, зашедших в храм; женщин, которые занимались колдовством. Исторически многие христианские группы понимали эту заповедь, учитывая разделение на «своих» и «чужих». Убийство последних считалось справедливым и законным. Начиная примерно с пятнадцатого века и в течение последующих столетий католики и протестанты травили и убивали тысячи еретиков и последователей сатаны, считая их опасными для Церкви и общества. Библия также разрешала определенные формы убийства внутри группы, в том числе такие, как аборты и детоубийство. В псалме 136:9 прямо сказано: «Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень».

Когда отдельные люди или группы людей, облеченные властью, отрицают допустимость убийства, ненависть находит новый выход, соблазн избавиться от чужаков возрастает и насилие может превратиться в зависимость. Перед тем как исследовать причины, вызывающие и контролирующие насилие, мы должны понять психологию насилия и в особенности наши интуитивные ощущения относительно допустимости нанесения вреда другому человеку. Их характеристика поможет понять логику, лежащую в основе наших суждений о допустимых актах насилия, степень культурных различий и те проблемы, с которыми сталкиваются общества, пытаясь контролировать, возможно, более чем естественные последствия гнева, зависти, ревности и мести.

Рассмотрим классическую моральную дилемму, которая впервые была предложена философом Филиппой Фут[123]и уже кратко упомянута в главе 1: проблема трамвайного вагона. Цель Фут состояла в том, чтобы получить доказательство различий между убийством и разрешением умереть. Это различие лежит в основе многих биомедицинских и биоэтических решений, в особенности таких, как эвтаназия и аборт.

В более общем виде с помощью этой группы примеров нужно было оценить, как наши моральные суждения связаны с идеей всеобщего блага (этика добродетели), противопоставления хороших и плохих последствий (утилитаризм или консиквентализм), понятиями о правильных и неправильных действиях (этические принципы или нон-консиквентализм)[124]соотношением психологии действия и бездействия, а также противопоставлением предвидимых и преднамеренных последствий. Для того чтобы эти примеры были убедительными с учетом рассматриваемых проблем, необходимо предположить, что все, о чем идет речь, соответствует реальности и не сопровождается дополнительной информацией или допущениями.

1. Свидетель Дениз. Дениз — пассажир, находится в трамвайном вагоне, потерявшем управление. Водитель без сознания, и вагон движется по направлению к группе из пяти человек, идущих по рельсам; насыпь по обеим сторонам такая крутая, что люди не смогут вовремя сойти с путей. Главная ветка имеет ответвление вправо, и Дениз может направить вагон туда. Однако там находится один человек. Дениз может свернуть на боковой путь, и погибнет один человек; или она может не переводить стрелку, и тогда погибнут пять человек.

Является ли морально допустимым, чтобы Дениз повернула рукоятку, направив трамвай на боковой путь?

Мое первоначальное интуитивное ощущение, которое, возможно, появилось автоматически и без всякого размышления, состоит в том, что свернуть — допустимо. Такое же ощущение возникает и у большинства философов. Теперь давайте подробно проанализируем это ощущение и особенности конкретного сценария. Дениз контролирует трамвайные пути. Поскольку они разветвляются, у нее есть выбор между тем, чтобы не мешать трамваю ехать по своему маршруту, и тем, чтобы перевести стрелку и изменить направление его движения. Независимо от выбора Дениз, по крайней мере, один человек погибнет. Ее бездействие приведет к гибели пяти человек; если же она переведет стрелку, то погибнет один человек. Если Дениз не помешает трамваю двигаться по его маршруту, то она не использует возможность перевести стрелку, и в результате погибнут пять человек. Перевод стрелки рассматривается как преднамеренное действие, которое приведет к гибели одного человека. Хотя оно совершается обдуманно, Дениз не намеревается убивать одного человека. Наоборот, ее цель — спасти пятерых. Для того чтобы убедиться, что это действительно так, представьте себе, что боковой путь свободен. В этом случае перевод стрелки приведет к спасению пяти человек, которое не будет совершено за счет гибели других людей, и тогда не будет никакой моральной дилеммы. Цель — спасти пятерых. Отказ от перевода стрелки оказывается запрещенным, а действия по спасению людей — обязательными, так как для их осуществления не требуются вынужденные жертвы. Так как Дениз не знает тех людей, которые идут по рельсам, и так как все они в равной степени несут ответственность за то, что находятся в таком месте, где подвергаются риску, вся проблема сводится к относительно простому расчету: убить пять человек — хуже, чем одного, при прочих равных условиях? С утилитарной точки зрения, там, где значительное увеличение блага предоставляет единственный релевантный критерий, очевидный ответ — «да». Но этот сценарий гораздо сложнее. Для того чтобы показать, насколько сложнее, а также для того, чтобы выявить недостатки утилитарного подхода, рассмотрим второй пример.