Наездницы - Энтон Дисклофани

Я отвернулась и прикрыла дверь. Мне было стыдно, но это было неоднозначное чувство. Он не должен был мне это показывать. Я не должна была этого видеть. Но ведь он спал, он этого не хотел!

А потом меня охватило чувство, противоположное стыду. Я обладала властью, потому что знала некую тайну. Этот момент принадлежал только мне и никому больше.

– Сегодня вечером придет Бун, – прошептала мне Сисси. – Я могу на тебя рассчитывать?

– Конечно.

Миссис Холмс уехала, и риск снизился. Все знали, что дисциплина в лагере держится на ней. Она уехала в воскресенье, после молитвы, и должна была отсутствовать целых шесть недель. Когда она вернется, уже будет весна, что казалось совершенно невозможным: все, за исключением вечнозеленых растений, было мертво.

За окном расстилалась черная ночь. Мы только что вошли в период, который Сисси называла затишьем, – в февраль. Солнце садилось к пяти часам, и на обед мы шли в полной темноте. Сисси говорила, что это самое скучное время в году, когда ничего не происходит. Но мне нравились тишина и спокойствие.

Я снова ездила верхом. Мне пришлось набрать восемь фунтов, прежде чем миссис Холмс позволила мне сесть в седло. Я бы возмущалась гораздо громче, если бы уже не ездила тайком.

Мне предстояло еще некоторое время учить дочек Холмсов, пока они не присоединятся к миссис Холмс в доме ее матери в Новом Орлеане. Мистер Холмс поручил нам написать своим матерям и попросить их посетить собрания в своих клубах садоводов, где должна была выступать миссис Холмс. Подразумевалось, что все наши мамы являются их членами. Но моя мама входила в Общество камелий.

Понаблюдав за мистером Холмсом, я решила, что отсутствие жены никак на нем не сказалось.

Раз или два в неделю мистер Холмс присутствовал на уроках, которые я давала девочкам. Я не знала, когда следует ожидать его появления на краю манежа. Но я его ждала, хотя себе в этом не признавалась.

В ту ночь я лежала без сна, пока не услышала стук камешков, брошенных в окно Буном. Он бросал осторожно, но очень точно. Судя по звуку, он каждый раз попадал в одно и то же место.

На третьем камешке я приподнялась.

– Сисси! – прошептала я, тряся ее за худенькое плечико. – Сисси! – зашипела я снова и сжала ее руку. Она спала одетая.

Она медленно открыла глаза и вздрогнула, увидев меня.

– Это я, – прошептала я и прижала палец к губам, ощущая ее теплое кисловатое ночное дыхание.

Мне казалось, что такая чувствительная девушка в столь деликатной ситуации должна была спать очень чутко, а то и просто лежать, будучи не в состоянии заснуть. Она встала и вышла из домика.

«Мы любим друг друга, – сообщила она мне, пытаясь объяснить всю серьезность ситуации. – Мы не можем жить не встречаясь». Я улыбнулась. Даже любовь всей своей жизни она заставляла ждать. Эта девушка всюду опаздывала.

– Сисси?

Я проворно нырнула в постель Сисси. Сегодня не было луны.

– Что ты делаешь? – сонным голосом протянула Мэри Эбботт.

Я прислушалась, чтобы убедиться, что она снова уснула. Из всех девочек именно она все рассказала бы воспитателям. Не назло, а просто потому, что была такой. У нее было странное понятие о мальчиках и мужчинах, вообще о представителях противоположного пола, как их ни называй.

Для меня они не были загадкой. Я заснула, размышляя о них, воображая себя на месте Сисси. До сих пор они только целовались. Но они на этом не остановятся. Они не смогут удержаться. Разумеется, Бун этого захочет: он парень, у него соответствующие желания, он ничего не может с этим поделать.

Когда я проснулась, Сисси стояла надо мной. Ее волосы намокли. По крыше стучал дождь. Я вернулась на свою кровать, но долго не могла заснуть, представляя себе объятия Сисси и Буна.

Угроза, висевшая над нами этой ночью без сна и отдыха, так и не реализовалась: Мэри Эбботт не упомянула о том, что она что-то слышала ночью.

На следующее утро, когда я шла в конюшню вместе с укутанными в шарфы дочками Холмсов, Сарабет радостно улыбалась.

– Наш папа сегодня придет, чтобы посмотреть на меня! – лучась счастьем, сообщила она.

Я сжала ручонку Декки, и девочка удивленно посмотрела на меня. Из-за недосыпания у меня кружилась голова, но слова Сарабет и меня наполнили счастьем. Я напомнила себе, что должна быть осмотрительнее. Но чего мне было остерегаться? Я не была в него влюблена, хотя по нему вздыхала половина лагеря. И неудивительно – ведь он был единственным мужчиной на многие мили вокруг, не считая конюхов, а их никто не брал в расчет. Но мне нравилось то, что он разговаривает со мной, как со взрослой.

– На нас, – поспешила уточнить Сарабет, но Рэчел уже успела обидеться и, прищурившись, недовольно смотрела на сестру.

Теперь, когда Сарабет озвучила истинные намерения своего отца, она могла позволить себе быть доброй. Были моменты, когда Рэчел казалась мне злобной, но характер Сарабет оставался для меня загадкой. Они были детьми, сестрами, которые ссорились из-за мелочей. Мы с Сэмом никогда не ссорились. Если верить маме, это подтверждало предопределенность нашего появления в этом мире. Она ссорилась со своими братьями и сестрами. Папа ссорился с дядей Джорджем. Но мы с Сэмом были близнецами, двумя сторонами одной монеты.

Я продевала удила в рот Лютера, когда мистер Альбрехт сообщил нам, что в нашем манеже прошлой ночью упало дерево, сломав ограду. Я замерла, и железо стукнуло о зубы Лютера. Он затряс головой.

– Все нормально, – заверил меня мистер Альбрехт, поглаживая морду Лютера. – Дерево маленькое, и большая часть манежа по-прежнему доступна.

Сарабет вела Лютера, а Декка – Брайта. Они прошли мимо упавшего дерева.

– Похлопывай его по шее, – сказала я Декке, когда она проводила пони мимо дерева. – Разговаривай с ним.

Внезапно Брайт вскинул голову, щелкнув поводом.

– Там птица, – показала в гущу ветвей упавшего дерева Рэчел. Я заметила на ее кисти тонкую красную царапину. – Мне кажется, она ранена.

Я опустилась на колени в песок. Между ветвей сидела сова, такая коричневая, что почти сливалась с листьями. Она явно была очень напугана, потому что сидела совершенно неподвижно и даже не крутила своей странной формы головой. Видимо, летать она не могла. Если бы здесь был Сэм, он бы знал, что делать, и сразу сказал бы, можно ли вылечить птицу. Я почему-то решила, что нельзя.

– Что нам делать? – заныла Рэчел.

– Оставь ее в покое! – произнесла я, возможно, слишком резко.

Настроение было испорчено. Мистер Холмс собирался присутствовать на этой тренировке, а тут эта сова! Если она попытается выбраться из ветвей, лошади перепугаются.

Я приняла решение. Сарабет уже садилась на Лютера. Декка тянула вниз стремя.