Сын ведьмы - Симона Вилар

Она хотела уйти, но Добрыня удержал:

– Постой! Я ведь тоже спать тут опасаюсь. Ибо тоже не ведаю, что со мной случится.

Но Малфрида не больно-то обратила внимание на его слова.

– Да ничего тут с тобой не случится! Ты вроде боязливым не выглядишь, так с чего переживаешь? Вот Глоба, тот смелым был, за что и любила его долго. Ничего он не боялся и любить умел всем сердцем. Эх, такого парня Распятому отдали в услужение! Теперь ничего путного из него не выйдет. А ведь я и впрямь хотела спасти его, вернула людям. Лишила памяти, подальше услала, надеялась, что он новую жизнь начнет. Даже скучала по нему потом. Пока новый любушка меня не утешил.

– А с новым как поступила?

– Как смеешь ты спрашивать?

– А чтобы сама не забывала, что ты уже не человек, не женщина.

Малфрида склонилась к Добрыне. Лицо ее стало темнеть, странные трещины по нему пошли, превращая его в чудовищную маску, рот растянулся, клыки полезли наружу. Добрыня отшатнулся от нее, помимо воли сделав крестное знамение:

– Во имя Отца и Сына и Святого духа!..

И получил когтистой лапой по лицу. От резкой боли вскрикнул неожиданно. И уже со злостью вскрикнул:

– Ах ты тварь!

Едва не кинулся на нее, однако она отбросила его с невиданной силой. Но уже через миг стояла перед ним растерянная, взлохмаченная, одежда вновь растрепалась, сползая с плеча. Ведьма стыдливо запахнулась в нее и убежала. Как лань скакнула через коряги, унеслась в темную чащу. Только анчутки73 крылатые заметались в мерцающем призрачном свете над погасшим к ночи озером, только кикиморы хохотали за деревьями, да ухало где-то в глухой чаще.

«А ведь она чего-то боится, – понял Добрыня. А потом, прислушиваясь к звукам из темного леса, иное подумал: – Как там мои приятели поневоле, Забава и Сава?»

За себя он уже не опасался. А еще был озадачен тем, какой уговор мог быть у ведьмы с жертвенными девушками. И решил, что завтра, как рассветет и вся эта нечисть успокоится, он непременно пойдет искать Забаву.

Малфрида просыпалась, ощущая, как согревается тело под солнцем, как его яркие лучи пробиваются сквозь ее сомкнутые веки. И, уже окончательно приходя в себя, догадалась, насколько бурной была ее прошедшая ночь. Она опять была не она, а некто другой. Некто, кем она уже начала привыкать становиться. Она была Ящером, в которого превращала ее темная кровь. Даже порой против ее на то воли.

Ведьма уже давно не пугалась этих превращений. Хотя ломота во всем теле была такая, как если бы трудилась на ниве не разгибая спины. Переворачиваясь на бок, Малфрида даже застонала. И открыла глаза.

Она пробудилась на солнечном склоне, лес тут отступал, внизу журчал ручей, в который радужно стекали воды волшебных источников. Малфрида знала это место – тут, вне зарослей лесной чащи, порой любили посидеть два волота, великаны древней расы. Оба были стариками, оба уже плохо соображали из-за своей дремучей древности, но даже эти вырожденцы на дух не переносили Ящера, каким она становилась по ночам. И если сейчас она так спокойно отдыхает на их излюбленном склоне, значит, древние великаны ушли в дальние пределы нави и не скоро вернутся. Если вернутся вообще.

Потягиваясь, ведьма откинула взлохмаченные волосы, одернула истрепанный подол длинного темного одеяния, привстала. Все вокруг сияло и искрилось, порхали бабочки, а в сумраке леса, куда не попадал свет дня, кто-то дребезжаще хихикал под корягами. Может, и ей стоит пойти и посмеяться с духами леса? Это отвлечет от мыслей о том, что темная кровь ее родителя все больше берет над ней верх. Тяжело это – днем быть чародейкой, наслаждаться своей колдовской силой, а потом… потом тебя всю распирает – и ты становишься чудовищем.

Первое время Малфрида даже не понимала, как это происходит. Но постепенно память стала услужливее, и как сновидения начали возникать картины: то она падает огромным телом в воды озера, то сносит хвостом высокие деревья. В этом было свое удовольствие – ощущать такую мощь! Дальше – больше: Малфрида-Ящер отрастила крылья, одни, вторые, начала учиться взлетать. Чувствовать силу и ловкость во время полета было упоительно! Но было нечто, что пугало ведьму…

Давно, много лет назад, Малфрида обучилась, как волшебными заговорами превращать себя в другое существо, и могла взлететь соколом или вороной, бежать кобылицей, прыгать зайцем. Но в такие мгновения всегда все помнила, даже будучи в чужом облике, оставалась собой. Когда же превращалась в Ящера… ею владел именно Ящер. А чудовище хотело во тьму, за Кромку, откуда то и дело слышался зов.

Чтобы темнота окончательно не подчинила ее, Малфриде надо было время от времени становиться человеком. Ей это нравилось: увлечься кем-то, отдаться, как обычная баба, ощутить свою женскую плоть как ценный дар. Сильная людская страсть, сплетение тел, яркие чувства возвращали ее самой себе. Так некогда Малфрида сошлась с крепким и статным вятичем Домжаром. Его тогда иначе звали, она уж и позабыла прежнее его имя. Хотя и помнила, какой он был сильный и ласковый, как она наслаждалась его близостью, его заботой о себе. А еще ей нравилось, что он так любит свою маленькую дочь Забаву: не всякий мужик возьмется нянчить дочь, не бросив ее на женщин рода.

По сути, можно было и остаться с ним, жить, как обычная жена со своим мужем живет. Однако Малфрида уже убедилась, что это не ее удел. Да и не так важен был для нее сам Домжар. Куда этому лесному вятичу до тех, кого она ранее любила! Удалой, бесшабашный Свенельд, решительный князь Игорь, мудрый и ласковый Малк Любечанин и последний, ромей Калокир, красивый, пылкий и разумный, который как никто другой проник в ее сердце, но и больше всех разрушил ее веру в любовь74.

Но про погубленного ею Калокира Малфриде вспоминать было больно. Даже пригожий Домжар не мог отвлечь ее от этой боли. Да и надоел он быстро ведьме. Однако вятич был нужен ей, особенно когда поняла, как он хочет возвыситься. Вот тогда Малфрида и пообещала ему помощь, заключила с ним уговор, заставив поклясться в верности на собственной крови. Это была страшная клятва – нарушивший ее должен был поплатиться жизнью. Что в итоге и произошло с Домжаром. Малфрида ценила его, пока он верно служил ей, за что расплатилась с ним сполна: и служителем главного капища сделала, и власть дала, и чудеса за него совершала, учила, что и как сказать людям. А от него всего-то и блага было, что когда-то приютил, а позже она сговорилась с ним создать легенду про Ящера, хранителя племени заокских вятичей, для которого надо выбирать жертвы.

Но не о Домжаре сейчас думала ведьма. Обмывшись в ручье, расчесывая пальцами темные пышные волосы, Малфрида гадала, как вышло, что этот назвавшийся Добрыней чужак разгадал все ее тайны. Сын? Она и верила в это, и боялась поверить. Ибо тот, кого она родила, был скорее ее бедой, чем радостью. В свое время она пообещала отдать его в жертву Кощею75. Не вышло. Позже, решив стать просто женой лекаря Малка, она постепенно привязалась к маленькому Добрыне, даже по-своему полюбила это дитя. Дитя ее унижения и боли. И все же по сей день, когда Кощей искал с ней связи, он напоминал, что она его должница. Даже убеждал, что, если Добрыня останется на Руси, от него будет беда всему чародейству.