Герои русского броненосного флота - Владимир Шигин

Начались и другие осложнения. Как это обычно бывает, беда не приходит одна. Больной старый муж начал тяготить молодую жену, и дома все чаще начали возникать скандалы. Мадам Лесовская попрекала мужа отсутствием средств, рыдая, кляла свою несчастную судьбу, закатывала истерики, била посуду. Дома царил настоящий ад. Старый адмирал теперь старался подольше задерживаться на службе или в Морском собрании, где вечерами читал журналы и просматривал газеты. Все чаще начал он жаловаться и на сердце. Глядя на изможденного и искалеченного флотоводца, кронштадтцы сокрушенно качали головами:

– Дядька Степан состарился в море, как чайка!

Его пытались приободрить, но он только отмахивался:

– Пришла пора одевать деревянный бушлат!

К 1884 году, когда стало совсем плохо, Лесовский был вынужден подать в отставку. А через месяц после выхода в отставку его не стало.

Он ушел из жизни, полностью исполнив свое предназначение.

Провожавшие его в последний путь бывшие соплаватели подняли на поминках тост:

– За нашего дядьку Степана, навсегда ушедшего в океан!

Вскоре после смерти адмирала его молодая вдова, недолго тоскуя по почившему мужу, снова вышла замуж, на сей раз уже за какого-то престарелого купца. При этом, будучи женщиной весьма расчетливой, она посчитала, что причитающаяся пенсия за умершего мужа маловата и хорошо бы ее увеличить. По этой причине вдова Лесовского отписала письмо на высочайшее имя, в котором укоряла Александра III в забвении заслуг усопшего. Ознакомившись с письмом, Александр, знавший о новом замужестве мадам Лесовской, искренне возмутился:

– Это не мы, а она слишком быстро забыла своего супруга!

И в прошении категорически отказал.

А потом адмирала надолго забыли. Что ж, не он первый, не он и последний! Память о Лесовском хранит лишь Дальний Восток, где именем флотоводца названы мыс и залив на Сахалине.

Не так давно в одном из псевдоисторических изданий я нашел довольно уничижительную характеристику Лесовского как адмирала, который ни разу в своей жизни не сделал боевого залпа, но почему-то считался боевым флотоводцем. Да, судьба сложилась для Лесовского так, что ему действительно не пришлось встретиться с врагом в открытом бою. Но разве в том его вина? Не он ли отчаянно прорывался на «Диане» сквозь океаны, обложенный со всех сторон английскими эскадрами? Не он ли был готов стоять со своими матросами насмерть в устье Амурского залива, покажись там противник? Не он ли, наконец, не пролив ни капли крови, выиграл для России ДВЕ ВОЙНЫ! Много это или мало?

Григорий Бутаков родился 27 сентября 1820 года в Риге в семье морского офицера. Вскоре после его рождения отец Иван Николаевич был назначен командиром линейного корабля «Царь Константин», ушедшего в Средиземное море. Иван Бутаков отличился в боевых делах у Крита и при блокаде Дарданелл. Когда его сослуживца и друга Михаила Лазарева назначили командовать Черноморским флотом, тот вспомнил о Бутакове и забрал к себе в Николаев. Вскоре Иван Бутаков становится контр-адмиралом и получает под начало бригаду линейных кораблей. Карьера сложилась вполне успешно, и службу свою Иван Николаевич закончил в вице-адмиральских эполетах. Счастливо сложилась и семейная жизнь. Жена подарила Ивану Николаевичу пятерых сыновей и семь дочерей, так что в доме Бутаковых всегда было шумно. Так как Иван Николаевич служил честно и семья существовала исключительно на его жалованье, жили небогато, зато дружно. Что касается маленького Гриши, то домашние звали его на малороссийский манер – Грицко.

Судьба второго сына в семье контр-адмирала Ивана Бутакова была предрешена еще до его рождения. Разумеется, только военно-морская стезя. А потому, когда Григорий появился на свет, его матушка относительно будущего младшего сына иллюзий не питала. Все так и оказалось: в 1831 году отец отвез одиннадцатилетнего сына в Петербург в Морской корпус. В корпус он пришел с прекрасным домашним образованием, знанием французского и немецкого.

Впрочем, молодой кадет одиноко себя там не чувствовал. На старшем гардемаринском курсе в это время учился его старший брат Алексей, который стал и советчиком, и защитником. Это было весьма нелишне, так как нравы в Морском корпусе царили весьма суровые. Драки со сверстниками и зуботычины от старших были делом настолько обыденным, что никому и в голову не приходило жаловаться.

Морским корпусом командовал в то время кругосветный мореплаватель адмирал Иван Крузенштерн. Кадеты его, однако, не любили, обзывая «колбасой».

Вот как вспоминал о нравах Морского корпуса в те годы однокашник Бутакова будущий адмирал Иван Шестаков: «Сечение разделялось на три разряда: келейное, при роте и при собрании целого корпуса. В приказах директора не означалось число ударов, а как бог на душу положит, так и драли. Мне, например, 11-летнему, дали двести ударов за грубость, но моя доля не столь еще была плачевна. Были аматеры, секшие без счета с циничными приговорками… Не двигаться, как труп, не спускать ни малейшего стона, так, чтобы при всеобщем безмолвии раздавался единственно свист лозы, считалось молодечеством и давало право на некоторое уважение товарищей. Мудрено ли, что при бессердии воспитателей воспитанники скоро теряли подогревающий душу огонек семейной нежности и сами превращались в юных спартанцев. Побои и калатушки раздавались неумолчно в часы досуга, и большая или меньшая степень выносливости без жалоб служила мерой нравственной силы и вела к повышению в той же, разумеется, сфере, т. е. избитый в свою очередь избивал других. Так действовал в корпусе закон возмездия… Образовательная сторона оставила во мне благодарные воспоминания…»

Когда же через год старший брат выпустился мичманом, то Гриша уже пообвыкся. Тогда же отец привез в корпус и младшего Ивана. Теперь уже и Грише пришлось взять под свое крыло младшего брата. Семейственность Бутаковых в корпусе исключением не было. В ту пору служили родами и три-пять братьев, одновременно служивших на флоте, было обычным делом.