Время жизни - Роман Корнеев

Замок щелкнул электромагнитом, прижавшим ригеля в пазах бетонной стены. Замок у нас был хороший. Если подумать, откуда такой?

Колодец двора встретил меня снежной пылью, бестолково мотавшейся по сквознякам переходов. Проглядывало холодное тусклое солнце, сновали прохожие. Позднее утро жило своей жизнью. Темные силы городского хаоса сейчас спали, и все, кому надо было непременно передвигаться по нему пешком, старались доделать свои дела пораньше, до завершения утренних смен в заводских корпусах. Я был в этой среде как рыба – хватало моего умения оторвать лишние конечности любому проходимцу – не все, далеко не все так легко относились к постоянной угрозе насилия. И не у всех при случае в запасе были быстрые ноги. Сегодня это преимущество было не со мной, так что…

Я поспешил смешаться с толпой, со вчерашнего дня мне почти полегчало, но обгонять поток не стоило и пытаться – силы пока были не те. Время не терпит, а что поделаешь.

По плану, распечатанному у терминала, выходило, что добираться мне до нужного медицинского центра не слишком близко – три пересадки общественным и там еще плутать по переходам, выискивая вход для частных посетителей. Ну, что ж. Я прицепил к рукаву жетон-идентификатор. Современные монорельсы предпочитали общаться с универсальными карточками, снимая деньги за проезд сразу со счетов. Неудивительно, что жители нашего района редко вообще покидали периметр в десять километров по диагонали. Локальные маршруты, как правило, оплачивались теми или иными Корпорациями, называлось это заботой о нанимаемых. Вся же инфраструктура под боком, зачем куда-то ездить, тратиться на недешевые билеты…

Сканеры привычно прогудели «опасности нет», я забился в самый конец вагона, отвернувшись от пестрой толпы. Зачем? Теперь и захочешь, не укроешься. С этим мне жить. Нужно было привыкать к тому, что смотреть можно не только глазами и чувствовать не только запах десятков тел.

Вокруг кипела жизнь, какой я ее еще не ощущал. Да, я мог при желании чувствовать людей за несколько домов, читать их намерения, я легко узнавал в других страх и агрессию. Но новый, хрустальный мир был чем-то совсем иным. Принципиально шире, качественно богаче. Даже его грязь теперь была для меня не грязью. Она не мешала видеть малейшую красоту – целесообразности, причастности, устремленности. Грязь мегаполиса была его частью.

Слегка закружившаяся от всего этого голова едва не заставила меня пропустить свою платформу. А ничего, всего за два часа добрался. И плутать особо не пришлось – над моей головой сверкали-вились огромные змеи эмблемы «Три-трейда». Медицинский центр принадлежал этой Корпорации, в нашем мегаполисе представленной слабо, зато это давало повод думать о лучшем качестве – любая Корпорация, закрепившись анклавом на территории противника, почти всегда играла в поддавки за завоевание рынка – пусть в убыток, важней всего было попортить жизнь конкуренту, а заодно получить рычаг давления на муниципалов и союзные институты – социальные гарантии, прочая ерунда.

Просторный холл невероятной белизны был практически пуст, девушка на приеме меня встретила дежурной, но все-таки улыбкой, и даже не послала заполнять никакие бланки, вознамерившись пробить мои данные самостоятельно. Пять минут спустя выяснилось, где положили маму, что она как раз полчаса назад пришла в себя после экстренного диализа и микросанации внутренних органов. Да, к ней можно подняться, сейчас, только с врачом нужно проконсультироваться, посидите, вас позовут.

Когда такое было, чтобы меня столько раз подряд называли на вы.

Когда мне все-таки удалось пробраться через кордоны и пропускные больничные шлюзы, которые были организованы чуть ли не в конце каждого коридора, я уже бегом бежал к палате, номер которой мне сообщили внизу, снабжая гостевой карточкой. Мама, я хочу тебя увидеть…

Я не знал, что такое санация. Остальные термины мне тоже ничего не говорили, однако даже через закрытую дверь я увидел многое. Поселившееся в мамином теле прожорливое чудовище сегодня словно заснуло, дав посветлеть хрустальному естеству еще не поддавшихся болезни тканей. И только. Я вздохнул – рассчитывал-то на большее.

Мама полулежала на приподнятой спинке кровати, к ней из развернутых вокруг хитрых жужжащих и журчащих аппаратов вели целые рукава разнообразных трубок и электродов. Я видел, как ее кровь и лимфа проходят через скрытые внутри фильтры, возвращаясь уже очищенными. Так она и жила. Пока чудовище спит.

Я бросился к ней, жалея лишь об одном – повязке у меня на лице. Хотелось прижаться к матери. Помню, как покатилась по ее щеке слеза. Маска, похожая на присосавшуюся к лицу медузу, не давала ей говорить. Поговорим и так. Ее ответы я видел на ее лице. Голос же звучал у меня в памяти.

– Мам, ты как?

Лучше… думала, что уже все. Где я?

– Это больница. Не волнуйся, наших полисов хватило. Здесь тебе будет лучше. Мам, зачем ты не сказала мне?

Я не знаю… ты ходил, лежал… ты был как будто не здесь, а время от времени ты словно каменел. Совсем. Я боялась тебя даже тронуть…

– Мам, ты за меня не волнуйся, это не наркотики, это совсем другое. Мне уже лучше. И тебе врачи помогут, и все будет хорошо.

Не знаю, сынок. Мне правда стало совсем плохо. Я вдруг почувствовала себя совсем одной… одной напротив пустоты.

– Не вздумай себя накручивать. Врачи тут отличные, они тебя вытянут.

Мама снова уходила куда-то, но на этот раз это была просто усталость смертельно больного человека, которому еще нужны будут его силы. Силы даже просто разговаривать. Я видел, смерть в виде бешеного комка плоти еще не собралась брать свой реванш, но от победы его отделяют мгновения.

Пискнул приборчик и мама тут же заснула. Снотворное избавит ее от лишних страхов.

Когда я снова оказался в холле, все та же предупредительная девушка на приеме окликнула меня и спросила, кто может подписать счета. Я заверил ее, что никого, кроме меня, у мамы нет, и поставил свою закорючку на паре каких-то пространных бланков. Цифры на них стояли похожие на те, что были у меня в расчетах. Дней на десять активной реанимации денег еще хватит. А там посмотрим.

Выслушав, что врач все еще занят и он вам обязательно позвонит, чтобы согласовать предстоящее лечение, я покинул больничный комплекс. Микроимплантаты-фаги из перестроенных эритроцитов реципиента и его же культуры стволовых клеток-носителей в конце XXI века все еще были медицинской новинкой, очень дорогой. Мне сообщили, что они могли маме помочь, но спрашивать раньше времени, сколько стоит клонирование и инъекция одной группы фагов, я не хотел. Сейчас все зависело от того, достану ли я еще денег, это было понятно и без расспросов.

Стоило мне отойти от больницы на пару сотен метров, эта мысль уже свербела внутри, заглушая даже боль в боку. Вспомнил я и то, откуда у меня этот счет, и те несколько случаев, когда темные незнакомые личности словно случайно натыкались на меня в переходах, предлагая «работенку». По совету Мартина от таких я никогда не начинал отнекиваться, а прямо назначал встречу у социалки. На встречу вместо меня всегда приходил Мартин. Больше типы не появлялись. А через некоторое время перестали приходить и новые.