Кончина СССР. Что это было? - Дмитрий Несветов

Вообще, тема отношений Горбачева с Ельциным, безусловно, одна из ключевых во всей этой истории. Вы уже немного рассказали о том надломе, который произошел с президентом СССР после августа. Но я хочу продолжить эту тему и вот о чем вас спросить. Мне показалось чрезвычайно важным одно ваше замечание в воспоминаниях, а именно: когда случилась та самая точка невозврата в оппозиции Горбачев – Ельцин? Если я правильно вас понял, вы имеете в виду ситуацию с введением чрезвычайного положения в Чечено-Ингушской АССР.

Я очень коротко напомню. 7 ноября 1991 года по инициативе части российского руководства и прежде всего вице-президента РСФСР Руцкого в Республике Чечено-Ингушетия Указом Президента России было введено чрезвычайное положение. И ситуация вокруг этого чрезвычайного положения дошла в какой-то момент до той степени политической остроты, что понадобилась силовая поддержка. Но Горбачев отказался предоставить в распоряжение российских властей (своих же тогда у них не было) союзные силы и структуры, необходимые для силового обеспечения положений этого Указа. Этот отказ, как вы считаете, и явился тем самым моментом, когда Ельцин окончательно понял, что никакой Горбачев и никакой союзный центр ему уже не нужны.

Версий на этот счет было очень много. Не на счет чрезвычайного положения, а по поводу оппозиции двух лидеров, что она была не содержательной, а скорее эмоциональной, психологической: тот не мог простить, этот не мог забыть… И насчет точки невозврата тоже много расхождений. Вы считаете, что Союзный центр был окончательно похоронен именно тогда?

Да, тогда был окончательно похоронен, потому что, если бы не эти события, Горбачев все-таки сохранил бы за собой пост союзного президента, и, скорее всего, семь-восемь республик на первом этапе так или иначе удалось бы втянуть в этот новый Союзный договор. А то обстоятельство, что униженный, оскорбленный, совершенно лишенный какого-либо реального политического влияния Горбачев оказался вдруг всесильным и не дал использовать для обеспечения режима чрезвычайного положения, введенного Указом Ельцина, ни одного танка, ни одного солдата и фактически обрек и Указ, и Ельцина на поражение, это, конечно, было уже…

…болезненным политическим ударом.

Да, безусловно. И Ельцин оказался униженным перед всем миром. Все задавались вопросом: как же так, всесильный Ельцин, а его президент Горбачев, как мальчика по носу, так сказать, стукнул, поставил на свое место и показал, кто здесь, в ослабленном СССР, все-таки реально главный «хозяин».

И, конечно, такое унижение он не мог простить. Я помню, как он рычал буквально, извергая негодование: «Я его сотру в порошок!» Я его успокаивал. «Как же так, – говорил, – как он посмел?» Кстати, я тоже разговаривал с Горбачевым и с министрами разговаривал – обороны, МВД, КГБ. Они все в один голос говорили: «Руслан Имранович, да нет проблем, но пусть два президента договорятся. А то получится так, как, помните, во время тбилисских событий (9 апреля 1989 г. – Д. Н.)? Мы тоже собой дорожим, у нас тоже есть семьи. Пусть два президента согласуют, мы вам хоть дивизию дадим, хоть армию – все что хотите». И они были правы.

Я с каждым переговорил. Мне позвонил Шахрай (я был во Владимире), и я немедленно вернулся 7 ноября. Я-то был в неведении, когда они вводили ЧП в Грозном. Я вернулся, стал искать автора указа. Куда-то делся Ельцин, я не мог его найти. С Горбачевым созвонился, упрекнул его, сказал: «Почему не даете войска?» Горбачев мне говорит: «Я дам войска. Но где Ельцин? Приходите ко мне, мы чего-нибудь сделаем. Хотя я считаю ошибочным то, что вы там ввели, – надо мирным образом договариваться. Но я дам войска, приходите ко мне вместе с Ельциным, обсудим». Но Ельцин отказался идти, отказался объясняться с Президентом СССР.