Кончина СССР. Что это было? - Дмитрий Несветов

Наступает 1985 год, Горбачев становится Генеральным [секретарем ЦК КПСС]. В апреле пленум ЦК, он выходит на трибуну и произносит свою знаменитую речь о том, как дальше жить. Потом через какое-то время где-то (по-моему, на автомобильном заводе, что ли, он был) возникло слово «перестройка»[74]. Когда он выступал в апреле 1985 года, он использовал все документы, все материалы, которые были наработаны за те три года. Я с ним в кабинете трое суток просидел, и мы вдвоем подбирали документы, а в углу сидела стенографистка. Поэтому то, что произошло, было подготовлено очень серьезно, это не какое-то там внезапное озарение… Одним словом, я был за то, чтобы перестройка была, но я был за проведение перестройки именно в экономике.

… То есть реформы вне политического поля, без сколь-нибудь значимых изменений политической системы?

Нет, нет, нет. Такая была ситуация. В дальнейшем я увидел, что в экономике начались очень большие сдвиги и они существенно отличались от моей позиции. Я считал, что надо идти эволюционным, постепенным путем. Где-то в 1988–1989 годах Михаил Сергеевич был уже под внешним натиском. Я думаю, его за рубежом очень сильно любили, подсказывали, хотя и у нас были его соратники. Политбюро к тому времени уже разделилось на две части: одни типа меня, другие типа Шеварднадзе. Поэтому и по части экономики стали появляться какие-то залихватские предложения.

Я очень резко выступал на Политбюро, когда эти вопросы рассматривались, и говорил, что нельзя этого делать, иначе мы погубим страну. Мы уничтожим старое, не создав нового. Давайте шаг за шагом… Но меня не слышали. Ельцин тогда, где-то в первых числах декабря 1990 года, взял на вооружение программу «500 дней»[75]. Да, я тогда уже видел, что происходит разрушение государства. Кроме того, начали проявляться националистические тенденции.

Таким вот образом вы как глава правительства вместе со страной вошли в начало 1990-х годов, когда критическая точка для экономики и государства в целом была уже совсем близко…

В то время мы с Горбачевым встречались и по три раза в день, а иногда подолгу не встречались. Тогда не объявляли в газетах, что президент встретился с тем-то, этим-то…

Не было и камер, которые сегодня придают протокольным и официальным встречам первых лиц государства несколько сказочный, лубочный характер…

Не было ни камер – ничего лишнего не было.

На одной из этих встреч я сказал, что положение дел в стране катастрофическое, что страна становится неуправляемой, что мы ничего не делаем в этом отношении, что она разрушится. И в политическом плане тоже.

Бывало, я соглашался на компромиссы тогда, когда видел, что можно где-то отступить. Но тогда я ему прямо сказал: «В данном случае никакого компромисса с моей стороны не будет. Я категорически против разрушения Советского Союза, и я категорически против бездумной экономической политики, которая приведет к краху страны. Поэтому, я понимаю, все против меня: республики против меня, центральное руководство против меня». Самое интересное, что ЦК действительно против меня тогда был – вот парадоксально. «Поэтому, – я говорю, – пройдет съезд, он уже был объявлен, Съезд народных депутатов. И после него я ухожу в отставку. Я прошу вас подумать, кто возьмется за экономику».

Да, кто возьмется за экономику… Ее состояние уже тогда было аховым. Мы-то с вами знаем, что случилось в стране через каких-то там полгода – во второй половине 1991-го. Что мы тогда имели? И гигантский денежный навес, и практически развалившиеся товарные рынки, особенно в жизненно важном потребительском секторе, и бюджет, формирующийся исключительно из заимствований и эмиссионным путем, и парализованная налоговая система, и так далее, и так далее… Многие, кстати говоря, полагают, что фундаментальные причины того, что произошло с большой страной в 1991 году, вообще лежат в области экономики и нигде более. Считается, что все началось еще весной 1986 года, когда «злые» саудиты вместе с прочими нефтеносными союзниками по своим основаниям и в своих интересах обвалили цены на нефть [76] . А советская экономика, уже тогда крайне от них зависимая, так и не смогла сформировать сбалансированный бюджет; просто не оказалось у нее такой возможности: слишком низкими были цены на бюджетообразующие нефтепродукты. А не реформированная тогда еще «госплановская» экономическая конструкция была до такой степени негибкой, что не смогла этот удар снести и переварить и тем паче не сумела так скоро измениться – и в итоге торжественно обвалилась… Как вы относитесь к этой экономикоцентричной версии событий, еще и с ближневосточным привкусом?