Отпустить или влюбить? - Татьяна Фомина

не пригласить Рейн к себе? Скажем, на осенние каникулы?

– София, в Европе нет осенних каникул.

– Как нет?

– Вот так. После летних идут рождественские, но они длятся три недели.

– Бедные дети, – вздохнула София. Для неё так же было большим удивлением узнать, что Рейн вернётся домой после школы только к пяти часам. – И когда начинаются эти рождественские каникулы?

– В середине декабря.

– Долго, – вздыхает София. Потому что прекрасно понимает, что пока у Рейн учёба ни о какой поездке в Россию речи быть не может.

Глава 18

София

Дима спит, а я никак не могу уснуть. Такое со мной, наверное, впервые. Из головы не выходит Рейн. Не такой я её себе представляла, и сейчас мне её жалко. Очень жалко. Остаться совсем одной и никому не нужной – это тяжело. Не знаю, что со мной. Не скажу, что я совсем бесчувственная – моя профессия требует оставлять холодный разум, но тут совсем другое. Хочется не только пожалеть, но и дать то тепло, которого девочке так не хватает.

Шальная императрица: «Кажется в ком-то начали просыпаться материнские чувства?»

Великая моралистка: «Так пора бы уже».

Не знаю. Я не уверена, что из меня выйдет хорошая мать. По крайней мере, к рождению своего ребёнка я не готова.

Шальная императрица: «Можно подумать, что кто-то к этому бывает готов?!»

Великая моралистка: «Но ведь есть те, кто планирует беременность».

Женская логика: «Есть. Но большинству просто приходится её принять. Или не принять».

Не согласна с Музами. Я замужем меньше месяца и ни о какой беременности речи быть не может.

Шальная императрица: «Тю! Обычно замуж-то выходят только потому, что она, эта самая беременность, есть. А тут «и речи быть не может!»

Каждому своё.

– Ты почему не спишь? – спрашивает Дима.

– Сплю. – Теряюсь в догадках, как он узнал, ведь я лежу спиной к нему.

– Врушка, – шепчет муж и прожимает к себе. – Когда ты спишь, то твоя ножка лежит на мне.

– Ты только поэтому проснулся? – поворачиваюсь.

– Да. Думал, ты опять сбежала.

Закидываю на мужа ногу. Ничего не могу поделать с этой привычкой.

– Так лучше?

– Определённо, – тянет Дима, проводит рукой по бедру и перетягивает на себя. – Так намного лучше.

Перелёт, тяжёлый день и Рейн вылетают из головы, стоит только забыться в объятиях мужа.

Шальная императрица: «Может решиться на беременность?»

«Не сейчас», – это была последняя мысль, с которой я засыпала.

Новый день принёс массу впечатлений. Осень не разделяет страны, она раскрашивает мир своими красками. Мы прогулялись пешком, посетили выставку и наслаждались кулинарными изысками в обычном кафе, в которое нас загнал вдруг начавшийся дождь.

Ровно к пяти часам такси привезло нас на виллу в Жуан ле Пен. Ворота были открыты. Мари нас ждала.

– Что случилось? – спрашиваю по-французски Дюран. Женщина стоит хмурая и нервно перебирает руками. – Что с Рейн?

– Она опять закрылась. – Дюран качает головой. – Вчера, после вашего отъезда, она немного отошла, а сейчас опять такая же.

– Может, что-то в школе? – высказываю предположение. Рейн говорила, что её там дразнят, хотя я читала, что отношение в школах у них доброжелательное.

– Не знаю. Рейн молчит.

Фраза оборвана. Я вижу, что Дюран хочет что-то добавить, но сдерживается.

– Мари, что вы хотели сказать?

Дюран вскидывает взгляд и произносит на выдохе:

– Вы не могли бы остаться в особняке. Ради девочки.

– Конечно. Это не проблема. Главное, чтобы мы не мешали.

– Нет. –  Коротко отрезает Мари. – Вы не будете мешать. Наоборот. Я приготовлю вам комнату.

– Спасибо. Дмитрий чуть позже привезёт наши вещи. Я поднимусь к Рейн.

– Конечно.

Стучу в дверь. Тишина.

– Рейн, это Софи. Можно мне войти?

Тишина. Знаю, что нарушаю её одиночество, но нажимаю на ручку. Дверь поддаётся. Рейн лежит на кровати. Словно спит. Но мне это не нравится. Подхожу к кровати и нахожу пульс. Взгляд по привычке обшаривает комнату и натыкается на пузырёк с таблетками.

– Рейн! – зову девочку в испуге. – Рейн!

В комнату забегает Мари.

– Что случилось?

Зову Рейн, пытаясь разбудить, но девочка не отзывается.

– Мари, принесите воды, – требую, и Мари вылетает из комнаты.

Лью воду себе на ладонь и протираю лицо девочки. Рейн приоткрывает глаза.

– Софи, что ты делаешь? – сонно произносит Рейн.

– Господи! Рейн! Как ты меня напугала! – Прижимаю девочку к себе и пытаюсь успокоиться, спохватываюсь и отпускаю её. Рейн смотрит с непониманием. – Я думала, ты напилась таблеток, – объясняю.

– Я выпила две. Обычно пью одну, – зевает Рейн.

– Зачем?

Рейн облизывает губы, даю ей воды, и Рейн выпивает весь стакан.

– Зачем ты пила таблетки?

– Что?

– Таблетки, Рейн.

– А. Мне их выписали. – Рейн моргает, пытаясь проснуться.

– Зачем?

Мне, действительно, не понятно, зачем девочке успокоительное. Рейн вздыхает.

– Мама не хотела, чтобы я сильно нервничала в школе.

– Почему? – хмурюсь.

– Это из-за Кристофа, – вздыхает Рейн.

– Кристофа? – переспрашиваю. Первая мысль возникает, что это первая любовь, но тогда зачем таблетки?

– Да. Кристоф Алекс Роббер – мой двоюродный брат, – слышу признание.

– У тебя есть двоюродный брат?

– Ну, как сказать. По сути, он мне не брат, так как Ален не мой отец. – Рейн закусывает губу.

– Он тебе нравится?

– Нет, – отвечает Рейн. – Он красивый, но меня он постоянно задирает, – добавляет она уже тише.

– А мама знала?

– Да.

– Почему она не перевела тебя в другую школу?

– Эта лучшая. Мама говорила, что я должна учиться вместе с другими Роббер.

Я потёрла переносицу. Это идиотизм: заставлять учиться своего ребёнка в элитной школе, чтобы только соответствовать фамилии, и при этом пичкать таблетками!

– Рейн, но, если ты не хочешь учиться в этой школе, может, стоит перевестись в другую?

– Это ничего не изменит. Кристоф всё равно будет доставать, – вздыхает Рейн. – Он не отстанет, пока я ношу фамилию Роббер.

Некоторое время мы сидим молча. Я всё также обнимаю Рейн за плечи, а она не спешит покинуть мои объятия. Я не заметила, когда вышла Мари.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Рейн, ты