Комбриг из будущего. Остановить Панцерваффе! - Олег Таругин

Идущий первым полугусеничный бронетранспортер шустро вильнул к обочине, укрываясь за полосой дыма, и прибавил скорость, надеясь оторваться от преследователя. Глупо, конечно: спастись от танка на прямой, как стрела, простреливаемой на добрых полкилометра дороге нереально. Патрубки «тридцатьчетверки» окутались клубами дыма, и танк рванул следом, со скрежетом спихнув с дороги останки грузовика и объехав горящий панцер. Снова завыл электропривод, разворачивая башню вдоль шоссе. Лязгнул, запирая в казеннике новый выстрел, затвор. Бросив на чумазого заряжающего быстрый взгляд, Кобрин приник к панораме, уже привычно слившись с боевой машиной в единое целое, повторяя все ее движения, чтобы не расшибить лоб об покрытый резиной налобник. Угловатая корма броневика подскакивала на неровностях грунтовки, мотаясь из стороны в сторону, и вместе с ней дергалась вверх-вниз прицельная марка.

– Короткая! – Не столько услышав, сколько угадав по интонации приказ, мехвод привычно сбросил скорость, не дожидаясь «дублирующего» пинка.

– Огонь, – сам себе скомандовал Сергей, опуская подошву сапога на педаль спуска.

Пушка бахнула, заставив многотонную махину плавно качнуться. Коротко звякнула об отражатель стреляная гильза, улетая под ноги заряжающему: брезентовый мешок прогорел еще в одном из прошлых боев, когда именно, Кобрин не помнил.

И в этот миг, на доли секунды опережая несущуюся вслед смерть, водитель немецкого бронетранспортера вдруг резко бросил машину в сторону, одновременно вбив до полика педаль тормоза. Вряд ли именно спасаясь от выстрела – даже сумей он заметить дульную вспышку, все равно не хватило бы времени что-либо изменить. Скорее, просто сдали нервы. Оно и понятно, когда в трехстах метрах позади прет русский «Panzer-dreissig-vier», о которых в войсках уже ходили чуть ли не легенды, никакой выдержки не хватит. Будь ты хоть дважды ветеран, без единой царапины прошедший и Польшу, и французскую кампанию, и первые месяцы этой жуткой войны с проклятыми большевиками.

Разминувшийся с кормой бронетранспортера буквально на считаные сантиметры осколочно-фугасный снаряд воткнулся в землю, взметнув могучий огненно-дымный фонтан. Ударная волна придала не успевшей окончательно остановиться стальной коробке дополнительное ускорение, сталкивая машину с дороги. Иззубренные кусочки чугуна с визгом и искрами прошили тонкую противопульную броню, тела сидящих на лавках пехотинцев и противоположный борт. Транспортер юзом съехал по невысокому кювету и замер, скособочившись и задрав покрытую рваными пробоинами корму. Водитель тяжело рухнул на руль; один осколок перебил ему позвоночник, другой практически оторвал левую руку. Сидящему на месте командира машины унтер-фельдфебелю снесло полчерепа; трое ехавших в десантном отделении гитлеровцев также погибли мгновенно.

Единственным, кто не получил ни царапины, оказался лежащий на полу десантного отсека раненный в бедро красноармеец в изодранном, перемазанном грязью камуфляжном костюме. Впрочем, сам он об этом даже не догадывался, поскольку с самого начала поездки пребывал без сознания…

* * *

Мягко шлепая траками по дорожной пыли, после ливня превратившейся в липкую грязь, «тридцатьчетверка» подъехала к сброшенному с дороги бронетранспортеру и остановилась, негромко порыкивая работающим на холостом ходу дизелем. Осторожно высунувшись из люка, Кобрин быстро огляделся «на все триста шестьдесят». Нет, все тихо, вокруг больше никого. Интересно, откуда они тут взялись и кто такие? Собственно, откуда – как раз понятно, из разгромленной мехгруппы, разумеется. Много их тут всяких-разных по округе шатается, окольными путями к своим отходя. А вот кто такие? Может, разведчики, может, связисты или еще кто – теперь поди узнай. Вон как их нашинковало, он даже и не думал, что один-единственный осколочный снаряд на подобное способен. Хотя нет, разведчики в сопровождении танка и грузовика вряд ли катаются, так что именно «еще кто». Да и какая, собственно, разница? Раздолбали и раздолбали, делов-то…

Позади, метрах в двухстах, выбралась на дорогу «тридцатьчетверка» мамлея Саблина, похожая на огромный живой куст. Крона срезанного тараном дерева за что-то зацепилась обломанными сучьями да так и осталась лежать поверх танка. «Маскировка, блин, – мимолетно усмехнулся комбриг. – И захочешь, нарочно так ни за что не получится». Ну, наконец-то догнали. Танк резко затормозил, повел из стороны в сторону башней – и дерево, качнувшись, рухнуло вниз, усеивая броню и землю вокруг мелкими ветками и листвой. Махнув рукой высунувшемуся из башни младшему лейтенанту – мол, все в порядке, не переживай, Кобрин отвернулся.

– Разворачивайся и поехали, – прижав рукой ларингофон, скомандовал Сергей, бросив на броневик последний взгляд. И тут же торопливо рявкнул, заметив внутри нечто необычное: – Нет, стой! Машину не покидать, я быстро.

– Товарищ ком…

– Отставить. Знаю, что делаю. Автомат дай.

Подхватив протянутый башнером «ППД-40» с секторным магазином, выбрался из башни. Протопав по измочаленной, непонятно, как она вообще еще держится, надгусеничной полке, спрыгнул вниз. Привычно осмотрелся, пока не выходя из-под защиты танковой брони: пусть сейчас он танкист и целый комбриг, навыки командира штурмовой роты никуда не делись. И не денутся, очень хотелось бы надеяться. В несколько шагов добравшись до бронетранспортера, встал на гусеницу, заглядывая внутрь угловатого, чем-то похожего на открытый сверху гроб корпуса. А кровищи-то! И запах соответствующий. Вот уж точно гроб… твою ж мать, не ошибся, точно наш!

Повернувшись к танку, махнул рукой высунувшемуся из люка заряжающему:

– Анисимов, живо дуй сюда, поможешь! Наш тут; видать, немцы его в плен взяли.

Вместе с товарищем вытащив раненого через кормовую дверцу наружу, танкисты уложили его у гусеницы. Разведчик – в чем Кобрин нисколько не сомневался, уж больно униформа характерная, – был жив, хоть в себя и не приходил. Кое-как наложенная на раненое бедро повязка сильно пропиталась кровью, но, к счастью, бурой, успевшей подсохнуть. Уже неплохо, значит, кровотечение остановилось. Ну, а коль он до сих пор жив, то и крупные сосуды не повреждены, иначе уже давно погиб бы от кровопотери.

Кобрин мысленно хмыкнул: вот ведь судьба фронтовая! Не рвани фриц со страху в сторону, его снаряд этот полугусеничный бронегроб наизнанку б вывернул, всех, кто внутри находился, в фарш превратив! А так осколки поверху прошли – повезло мужику. Всех фрицев насмерть, а он целехонький. Видать, в рубашке родился, как предки говорили. Да уж, просто немыслимо повезло… И еще больше повезет, если они его живым до госпиталя довезут. Так нечего время зря терять, грузим парня – и вперед. Перевязать бы его, да некогда. И не нужно, пожалуй, если рана не кровоточит, лучше повязку не трогать. Тут ехать-то осталось всего ничего…

Полевой госпиталь N, район переправы, август 1941 года

Выбросив под ноги изжеванный окурок (и в который раз мельком подумав, что так и не понял, что предки находили приятного в глупой привычке глотать дерущий горло табачный дым), капитан обратился к замотанному военврачу: