Земля матерей - Лорен Бьюкес

«Атараксия». Монтировка. Нет, не надо туда возвращаться.

Но это воспоминание подобно поплавку. Коул тщетно пытается запихнуть его под воду, но оно упрямо выскакивает на поверхность.

– Милочка, не хотите добавки? – трогает ее за руку Лиз, и Коул возвращается в настоящее. – Еды достаточно.

– Спасибо, с меня хватит, – рыгает Мила, выражая свою признательность.

– Благодарю вас, но нам пора трогаться в путь. Уже поздно, а ехать нам еще далеко.

– О, но вы просто не можете уехать! Я приготовила вам отдельную комнату. Это гораздо удобнее, чем спать где-то в машине. Оставайтесь!

– Нет-нет, спасибо, мы должны ехать.

– Но я настаиваю! Места здесь нехорошие. Неподобающие для молодой дамы. Вы должны остаться. Пожалуйста, останьтесь! Можете оставаться здесь сколько вам понравится. Еды у меня более чем достаточно. Я смогу ухаживать за вами обеими. Мне это не составит никакого труда.

– Нам нужно ехать, – решительно говорит Коул. – Прямо сейчас. Спасибо за все. – Мила уже отодвигает стул, повинуясь невысказанным вслух сигналам – симфонии тех, кто скрывается от закона, которая день ото дня становится все более слаженной.

– Нет-нет. Нет-нет, пожалуйста! Пожалуйста, останьтесь! Как насчет десерта?

Крошка, на улице холодно.

– Честное слово, мы не можем.

Мила впереди, надевает куртку, и они вместе направляются к двери.

– Огромное спасибо! Еда была просто потрясающая! Рады были с вами познакомиться!

Но когда Коул подходит к входной двери и поворачивает ручку, выясняется, что дверь заперта. Ну разумеется, она заперта.

– Мама!.. – окликает Мила.

Обернувшись, Коул видит, что у Лиз в руках ружье, материализовавшееся из ниоткуда, правда, не направленное на них, но готовое нацелиться в любой момент.

– Вы не должны уходить! – Голос Лиз превращается в завывание. – Вы не можете!

Коул вкладывает ключи от машины Миле в руку.

– Иди. Я тебя догоню. Найди какой-нибудь другой выход.

– Мам, нет!

– Я им воспользуюсь! Не вынуждайте меня им воспользоваться! – Сухой щелчок предохранителя.

Коул поворачивается лицом к женщине с ружьем.

– Лиз, я знаю, что вы этого не хотите. Отоприте дверь. Положите ружье. Вы должны нас отпустить. – Она шагает вперед, сокращая расстояние, медленно, осторожно.

– Отойди назад! Застрелю! – Лиз вскидывает ружье.

Коул резко бросается вперед и хватает ствол обеими руками. Она рассчитывает на то, что женщина не выпустит ружье, и та его не выпускает. Коул опускает ствол вниз, отрывая его от плеча Лиз, после чего резко толкает ружье вперед, всем своим весом вгоняя приклад ей в грудь.

Женщина издает звук, подобный закипающему чайнику, проникнутый болью задыхающийся свист, и падает навзничь на пол, по-прежнему не выпуская из рук ружье. Коул наступает ей на грудь, с силой, чтобы прижать ее к полу, и вырывает у нее ружье. Внутри она чувствует холод и спокойствие, однако этот лед черный, ноздреватый, готовый проломиться под ногами и отправить тебя в глубину.

– Вы делаете мне больно… – стонет Лиз.

– Извините. Я не хотела. Дайте мне ключ.

– Я не думала… я бы этого не сделала…

– Где ключ? Больше я спрашивать не буду.

– Здесь. Ключ здесь. – Женщина лезет дрожащей рукой в карман джинсов. Она перепугана до смерти.

– Спасибо. Оставайтесь здесь. Не ходите следом за нами. Иначе я вас застрелю.

Коул оборачивается, сжимая в руках ружье, и видит, что Мила наблюдает за ней из прихожей, глаза у нее черные, лицо непроницаемое.

Ночью после встречи с Ирвином на Кукурузном поле Майлсу снится Раковые пальцы, впервые с тех пор, как они покинули военную базу. Он бродит по своему дому в Йоханнесбурге, но двери всех комнат закрыты и он не может никого найти, пока не выходит к бассейну и страшному сараю, где хранятся хлорка и кислота в открытых банках, и он понимает, что должен зайти внутрь. Однако когда он туда заходит, сарай превращается в винный погреб «Атараксии» (на верхнем уровне, куда водили туристов), и бледная распухшая тварь затаилась там среди серебристых цистерн и острого запаха брожения. «Маленький трусливый гаденыш», – произносит она мягкими губами, похожими на заплесневелый белый хлеб.

Воспоминание не оставляет Майлса весь следующий день, бесящее, стискивающее желудок, и он не может избавиться от этих слов, застрявших у него в голове подобно тупейшей компьютерной мелодии. И что с того? Подумаешь, оскорбление! Майлс также не хочет видеться с Эллой. Не хочет говорить об этом, сознавая, что она захочет что-либо предпринять. Но сам он хочет только поскорее обо всем забыть.

Майлс один в квартире на четвертом подземном этаже, в которой они живут с тетей Билли. Мама ушла на завтрак, или чем-то занимается, или на каких-то курсах, но у него нет желания подниматься в обеденный зал и общаться с другими людьми.

Он заглядывает в духовку, потому что тетя Билли постоянно что-нибудь готовит, и там могут быть пирожки. Однако никакой вкусной выпечки там нет. Зато там есть грязная черная пластмассовая трубка с металлическими кольцами внутри, похожая на завинчивающуюся крышку от огромной фляжки. Или это как-то связано с машинами? Странно. Быть может, мама и тетя Билли вымыли ее и решили высушить в духовке. Или это имеет какое-то отношение к их тайным замыслам. Майлс достает трубку из духовки и кладет ее на плиту, чтобы показать, что он ее видел, что он знает – что-то происходит, а ему, черт возьми, ничего не говорят. Что ж, у него тоже есть свои секреты.

Маленький трусливый гаденыш.

Майлс хватает из шкафа энергетический батончик (они ужасные, но по-своему навязчивые) и альбом и бегом преодолевает четыре лестничных пролета, ведущих наверх.

Однако его план побыть наедине рушится с самого начала. Подходя к двери, ведущей с кухни на улицу, он чувствует запах марихуаны.

– Это ты? – окликает его тетя Билли с балкона, проходящего через всю гостиную, облокотившись о кованые перила, с самокруткой во рту, светлые волосы рассыпались по плечам.

– Это ты? – откликается в ответ Майлс, надеясь, что этим все и закончится. Он машет рукой на прощание, но тетка уже идет к лестнице.

– Я хотела с тобой поговорить.

– Вообще-то я занят.

– Места, где нужно побывать, друзья, с которыми нужно выполнить задание. Проследить за жутким козлом-уголовником?

– Ты об этом знаешь? – Он как-то сдувается.

– Я слышала, как он вчера ворвался в здание, ругая последними словами глупых детей, а потом увидела тебя бегущего. Нетрудно догадаться, что случилось что-то. С тобой все в порядке?