Земля матерей - Лорен Бьюкес

– Ну да, а почему бы и нет? Один билет первого класса до ледового континента, пожалуйста.

– Но…

– Ты знаешь, что сейчас никто не может заводить детей, так?

– Установлен запрет. Полный запрет на воспроизводство, чтобы остановить распространение вируса…

– Верно, верно. И ты знаешь, что ни один запрет в истории человечества не работал? Ни «сухой закон» в двадцатые годы с Аль Капоне, ни война с наркотиками. Все становится только еще хуже. Нельзя запретить людям делать то, что они хотят. Они обязательно найдут способ обойти запрет. И это не наркотики, и это не какая-то группка людей, которые хотят напиться, снять шлюху и немного пострелять, что разрешается, поскольку жизнь очень тяжелая и людям необходимо расслабляться, особенно сейчас, полагаю. Такое было в нашей истории всегда, с незапамятных времен. Черт возьми, животные возбуждаются, наедаясь забродивших ягод или волшебных грибов. Но это другое.

– Знаю, тут речь о выживании биологического вида. Я знаю. – Все эти научно-популярные мультфильмы. Лицо у него по-прежнему горит.

– Нет. Послушай меня. Тут речь идет о свободе выбора. О праве на жизнь. Это самое основополагающее право человека – заводить детей, а эти люди, эти наши правительства пытаются это контролировать, пытаются контролировать нас. Тебе это кажется справедливым? Тебе это кажется правильным?

– Что? – Разговор принял неожиданный оборот, резкий поворот влево-вправо-вправо, с дороги, через ограждение, и вниз в ущелье.

– Это неправильно, и, как и всякий запрет, это не работает. У меня есть на воле друзья, готовые нам помочь, они смогут вытащить нас за пределы Соединенных Штатов, вернуть домой или отправить в любую точку земного шара, куда мы пожелаем. Хоть в Антарктиду. Но твоя мама… она слишком щепетильная, блин, не хочу говорить о ней такое, самая настоящая ханжа, твою мать, прошу прощения за мой французский. Вот я и обращаюсь к тебе, потому что у тебя есть обязательства, ты человек. И это твой выбор, не так ли, как поступать со своим телом.

– Да?

– Итак, мои друзья – они хотят знать. И помни, ничего страшного тут нет, и это ради нас всех, приятель. Я должна спросить: ты дрочишь?

Они ругаются шепотом, что гораздо хуже криков. Мама врубила на полную громкость тяжелый рок, душ льется во всю силу, а они с тетей Билли закрылись в ванной, где, как они надеются, установленное повсюду вспомогательное оборудование их не слышит. Майлс надел наушники и включил старую игровую приставку. Новой, наверное, больше не будет. Потому что приоритеты в мире изменились и игровые приставки в них больше не значатся. Но он убрал звук и напрягает слух. Не надо было ничего говорить. Он в ужасе. Почему она его об этом спросила? О сексе, об онанизме и о сперме. Это просто омерзительно.

А также немного волнующе.

Разве не так?

Нет. Нет. Нет! Это просто его тупой рассудок и тупое откликающееся тело, и на его месте мог бы быть зомби со снесенной половиной черепа и вытекающими мозгами, трогающий себя, а его член откликнулся бы словно глупый щенок. Майлс сплетает ноги, со злостью сжимает их, стараясь подавить… свою реакцию. От одного только слова «член» туда приливает кровь, что-то вроде: «Кажется, ты упомянул мое имя? Позвал меня? Я здесь! Потрогай меня. Это так классно!»

Так классно. Прекрати. Просто прекрати! Думай об умирающих китах. О папе. Майлс помнит, что сказал Джонас на базе Льюис-Маккорд. Обрывок разговора, подслушанного в тренажерном зале, шутка насчет дойных мужчин и дойных мальчиков. У него горит лицо. «Папа, почему тебя нет рядом?» Это плохо – иметь эрекцию, когда мама и Билли ругаются в ванной. Это гадко, отвратительно.

Он отвратителен. И это по его вине они ругаются. Он обещал тете Билли ничего не говорить маме. Но как он мог не сказать маме? На основах биологии им рассказывали про половую зрелость, анатомию человеческого тела и обоюдное согласие, но там не объяснялось, как себя вести, когда твоя родная тетка просит тебя теребить свой член, потому что это единственный способ вырваться отсюда.

Слышится звон разбитого стекла. Майлс решает, что это один из красных подсвечников в виде лотоса под «окном» над ванной, которое на самом деле вовсе не окно, а плоский телевизор с красивыми пейзажами. В каждой комнате есть своя изюминка, своя «индивидуальность», как говорит мама, но все это подбирали какие-то навороченные дизайнеры, так что на самом деле все выглядит совершенно одинаково. Один и тот же отряд, родственные виды. Минус один подсвечник. По крайней мере от шума глупый член поник. Так и нужно его контролировать? Что-нибудь бить, чтобы отвлекать его внимание?

Билли выходит из ванной и говорит нормальным голосом, словно знает, что он убрал громкость и ее услышит:

– Веник и совок?

Майлс молча указывает на кухню. Проходя мимо, тетка сжимает ему плечо.

– Не беспокойся. Она смирится. Как всегда. Хочешь горячего шоколаду?

Билли сыплет ингредиенты в кружки, громыхая посудой, чтобы показать, как она взбешена. Она наливает воду в чайник, ужасный, какие бывают только в Америке, его нужно ставить на плиту, а когда он закипает, то начинает свистеть. Майлс ненавидит американские чайники. Крышка карбюратора по-прежнему лежит на духовке, куда он ее положил. Немое обвинение. Был план, но теперь все спутано. По его вине.

– Не смей говорить с ним! – резко бросает мама, выходя из ванной с красными осколками в руках. Душ, огромная круглая бронзовая головка, продолжает извергать водопад. «Сколько воды тратится впустую», – думает Майлс.

– Успокойся, дорогая, – протестует Билли. – Я готовлю всем горячий шоколад, чтобы мы успокоились. – Ей приходится перекрикивать громкую музыку и шипение чайника.

– Мам, выключи воду! Что она льется просто так?

Мама ворчит что-то, возвращается в ванную и выключает душ, однако музыка продолжает орать. Чайник начинает тихо стонать.

– Горячий шоколад? – Маму трясет от злости. – Вот как ты собираешься решить все проблемы?

– Замечательно! – Билли с силой опускает кружку на стол. – Тогда, может быть, ты хочешь принять таблетку, чтобы остыть. Я знаю, что у тебя целый запас. Эти чудненькие таблетки бензодиазепама, которые врач выписывает горстями. Пожалуй, нам всем не помешает. Ты сейчас заводишь своего ребенка.

– Я не хочу с тобой разговаривать. Не хочу больше видеть тебя. Убирайся!

– Господи, ты просто невыносима! – кричит Билли, перекрывая оглушительный свист закипевшего чайника. Она хватает бейсболку и решительно направляется к двери. – Дашь знать, когда станешь способна слушать доводы разума. – Она уходит.

Мама снимает чайник с плиты, убавляет громкость музыки и плюхается на диван рядом с Майлсом. Он по-прежнему держит в руках игровую приставку, поэтому не может обнять маму, когда та привлекает его к себе.

– Извини.

– Все в порядке.

– Ты ни в чем не виноват.