Мания встречи - Вера Чайковская

– Переключитесь на что-нибудь другое. Начните собирать марки, играть в шахматы с компьютером, ходить в бассейн. Что вы зациклились на этом портрете?

– Там изображена женщина, которая…

Сол насторожился.

– Что вы хотите сказать? Влюблены вы в нее, что ли? Что вы все темните?

– О, куда мне… но я… благоговею… благоговею…

– Слова-то какие! – возмутился Сол. – Так идите к ней! Портрет тут ни при чем! Он не с нее писался. Я вам уже говорил – по воображению. И хватит об этом. Я сам не хотел его продавать.

Их разговор снова прервали. На этот раз не Андрей, а Машка и Дашка, которые вернулись из кино. И повисли на Соле, не обращая внимания на чужого, угрюмого и некрасивого «дядю». Тот в каком-то оцепенении воззрился на девчонок и побежал к двери еще более резво, чем от Андрея.

– Папочка, ты ведь купишь нам машину? Маленькую, хорошенькую машину? – мурлыкала Машка, более решительная.

– Маленькую, да удаленькую, – хихикала Дашка, более смешливая.

– Куплю, куплю, куплю, – со смешанным чувством нежности и отчаяния повторял Сол.

А, это вы, лейтенант? Я давно собирался в вашу хижину. Но как-то не получалось. С самого детства собирался, как только узнал про вас.

Мне так все нравилось в том мире, где жили вы. Мне нравилось ваше мужественное лицо, и то, что вы – лейтенант, и то, что живете в лесу, одиноко, но внутренне страстно, и то, что любите глупую кривляку и прощаете ей ее кривлянье.

Лейтенант, вы меня с детства заворожили! Я так давно рвался к вам в эту хижину! А где ваши ружья? Ваши сухие целебные травы? А где та самая простая и замечательная еда, которой вы питаетесь? Можно, я возьму со стола этот кусочек сыра? Ого, как засох! А чаем вы меня напоите? А потом мы пойдем по лесу, и вы мне все покажете, ладно?

Лейтенант, я буду вам хорошим напарником. А может быть, даже другом. Я тоже настоящий мужчина, мужик, добытчик. Я сам кормлю свою семью, но люблю одиночество. Только в городе трудно его обрести. У меня большая семья – дочки, сын. У меня жены – прежние и нынешняя. Мне хотелось бы взглянуть на вашу Эдварду. Не знаю почему, но мне кажется, что она похожа на мой портрет. Тот, который я не хотел продавать. Я писал его по воображению. И думал о вашей Эдварде. Какая она дурочка, в сущности! И как такая дурочка может скрутить мужчину в бараний рог!

Пойдемте же, лейтенант! Как давно я не слышал пения птиц. Вы берете ружье? Надеюсь, вы не будете стрелять в птиц? Мне жалко всех зверей. Этим я на вас не похож. Но, возможно, если бы жил с вами в хижине, мне пришлось бы охотиться…

Вот пришлось же мне в городе согласиться продать портрет. Но не надо об этом.

Пойдемте к Эдварде! Покажите мне ее. Вам же самому нестерпимо хочется ее увидеть! Не она ли сходит с крыльца этого аккуратненького белого дома?

Мне нравится, лейтенант, что она такая небольшая. И шляпка ее мне нравится. И грациозная ножка в розовой туфельке. И как она бросает на всех важные взоры. Хороша ли она, а, лейтенант? Я не знаю. То есть мне кажется, что не очень. Наши топ-модели на подиумах изысканнее. А у этой – веснушки на носу, царапина на коленке. Видите, видите вы эту царапину чуть пониже колена? А морщинки у губ?

Нет, лейтенант, я соврал. Не сердитесь. Она высший класс! Она просто чудо! Лейтенант, можно мне побыть у вас некоторое время? Денек-другой. Можно? Мне так нравится ваше загорелое лицо, лохматые рыжеватые волосы, заросшие рыжей щетиной щеки. Я хотел бы переждать у вас несколько дней. Я трушу в городе. Мне там не по себе. Я должен продать картину, которой дорожу.

На картине, лейтенант, женщина, напоминающая Эдварду. Самую сладкую и самую горькую, убегающую, и исчезающую, и неизменно пребывающую в том месте, где должна быть душа. Или она нигде не находится? Она ведь не материальна?

Лейтенант, я вам не надоем. Мы будем мечтать. Или петь песни. Вы любите петь песни? В детстве я пел у костра в лагере. А потом перестал. Как-то было стыдно. И голос стал грубый, басовитый.

Но мне у вас так захотелось запеть! Есть одна песня про страну Мадагаскар. Стихи напоминают Киплинга. Он ведь вам близок, лейтенант? Мы бы с вами спели вместе про эту таинственную страну. И про туземцев, которые точат стрелы. И про Южный Крест на небе.

Сколько стран я объездил, лейтенант! Я был и в Париже, и в Мадриде, и в Лондоне, и в Бостоне!

Но ни одна страна в мире не сравнится с этим фантастически прекрасным опасным местом – Мадагаскаром. Да и с вашей хижиной в лесу. Чему вы смеетесь? Не верите?

Я знаю, вам пришлось несладко. Но это – жизнь, а не будничные дрязги, это подлинные чувства, а не их имитация. Я завидую вам, лейтенант. И всю жизнь, всю жизнь я вам завидовал!

– Ты спишь? – Галя ткнула его в бок острым локтем. – Я тебе хотела сказать… Наконец-то они уехали, и я могу сказать. Ты слышишь?

Сол застонал, просыпаясь.

– Что?

– У нас будет ребенок. Сказали, что девочка. Ты же хотел. Ты всегда хотел девочку. Мальчик и девочка. Это же классно! Правда?

– Правда, – безучастно согласился Сол. А в голове уже завертелось – правильно, что решил продать. Тут и душу прозакладываешь – такая жизнь!

– Ты не рад? – трагическим голосом спросила жена.

– Я устал. Возил девчонок в аэропорт. Давай завтра поговорим.

Жена обиженно отвернулась.

К Солу пришел участковый полицейский вместе с соседом Олегом. Выражение лица у того было несколько смущенное. И прежде бледный, он стал каким-то прозрачно-зеленоватым. Взглянув на него, Сол понял значение выражения «лица на нем не было».

Полицейский бодро отрапортовал:

– Вот, пришел к вам по жалобе соседей. Говорят, что видели, как этот гражданин Ишаков Олег Александрович, шестидесятого года рождения, залез на крышу дома и что-то там пытался отвинтить. Они вызвали полицию, и гражданин Ишаков сознался, что хотел открыть люк, который ведет на ваш чердак. Спрошенный же, зачем ему это понадобилось, ответил, что на предмет грабежа.

Сол не выдержал и расхохотался.

Лицо у полицейского вытянулось.

– Вы чего? Будем составлять протокол?

– Нет, конечно. Я к этому гражданину претензий не имею. Он этот люк все равно бы не открыл. Я его как следует законопатил.

– А вот бы и открыл – внезапно подал голос Ишаков. – Спорим, что открыл бы?

– Странный вы человек, – стал стыдить его полицейский. – Вас бы надо в тюрьму. В суд это дело. Вам бы могли дать лет пять по всей строгости закона. А он вас с миром отпускает. Так вы еще с ним в спор вступаете.

Полицейскому вся эта канитель, видно, страшно надоела. Он откозырял Солу и оставил соседей вдвоем.