Измена. Я тебя прощаю - Тина Джель

в голове ситуацию и пытаюсь понять, как так получилось, что вся моя благополучная жизнь, покатилась под откос. Да с такой скоростью, что остановить этот состав, мчащийся вниз на полном ходу, кажется невозможным.

В двадцать шесть у меня было всё: умница и красавица жена, любящие родители, процветающий бизнес и куча денег, которые мне достались от отца. Тогда я чувствовал себя всемогущим. Не Богом, конечно, с эти я никогда не шутил. Но себе я не отказывал ни в чём. Жил на полную катушку, несмотря на женитьбу на самой очаровательной девушке на свете.

В тридцать, у меня нет ничего…

Нет жены, которая, возможно, беременна от другого. Нет отца, который был для меня примером во всём. И моя самая лучшая на свете мама, оказалась шкатулкой с кучей неожиданных и не очень приятных секретов.

И что с этим делать, я не знаю…

Я давно уже не бегал, так как бегал раньше. В последнее время, из-за проблем, которые на меня сыпались со всех сторон, с невероятной скоростью, времени не оставалось ни на что.

Но усталости нет. Не чувствую я усталости сейчас. Адреналин бурлит в крови и подгоняет вперёд. Остановился только, когда не увидел рядом собак.

И немного прочистились мозги…

Отдышался и уже пешком пошёл в сторону дома. На ходу вытирая краем футболки струящийся пот с лица.

Издалека увидел отца…

Он ждал меня около собачьего вольера, как всегда, когда мы хотели поговорить с ним по-мужски, без мамы.

Не знаю, сколько времени прошло с момента нашего разговора, сложно следить за временем в таком состоянии.

Но он меня ждал…

Я остановился в нескольких метрах от него.

Он всё также в брюках и рубашке, не переоделся за это время. Возможно, всё ещё планируют куда-то ехать? Заметно, что он сейчас волнуется. Да и я тоже волнуюсь, чего уж.

Стою и пытаюсь понять свои ощущения. Пытаюсь понять, что я чувствую к нему, после всего того что недавно узнал.

И про себя недовольно усмехаюсь…

Становится противно от своих недавних мыслей…

Что я делаю?

Он же вырастил меня! Проводил со мной всё своё свободное время, несмотря на то, что ему очень много приходилось работать. Носил меня на своих плечах, когда я был маленьким, чтобы я был самым высоким и видел дальше самой высокой горы.

Учил меня насаживать червяка на крючок и радовался вместе со мной первой пойманной рыбке. Подарил мне первую мою собаку, учил меня стрелять, и выживать в сложных условиях. Ну и в армию меня отправил тоже он, когда мы с ребятами разгромили ночной клуб, заслуженно отправил, тут даже не поспоришь.

Всё, что я умею — это всё он. Он во всём был для меня примером. И я всегда хотел быть похожим только на него: таким же сильным, уверенным в себе, умным, весёлым и…самым счастливым, как он сам неоднократно говорил. Я всегда гордился, особенно когда был маленьким, когда нам говорили, что у нас одинаковые улыбки, что жесты у нас одинаковые и вкусы тоже одинаковые….Ну и упрямство моё — это тоже от него. Ему об этом частенько напоминала мама, когда он мною был недоволен.

Да лучшего отца сложно представить!

Что изменилось сейчас? Почему я начинаю вести себя как маленький, капризный засранец?

Он не проявляет никакой инициативы. Просто стоит и ждёт.

И я улыбаюсь и первым делаю шаг ему навстречу …

Он облегченно выдыхает и улыбается мне в ответ.

Напряжение возникшее между нами после разговора, начинает исчезать. Становится опять тепло и легко…, как всегда. Как правильно. Именно так, как должно быть.

— Я виноват, только я — начинаю я, — ясли бы я не вёл себя как паршивое чмо, не было бы ничего этого…

— Ты виноват перед Динарой, очень виноват. И я надеюсь, что ты сможешь вымолить у неё прощение. Это будет непросто, но всё зависит от тебя. От твоего желания. Но и мама твоя тоже права, надо было давно уже тебе всё рассказать. Ты имел право знать это всё. — он, кажется, намеренно не называет его отцом, да и я тоже не могу. Даже в мыслях не могу. — Но ничего не происходило и я начинал сомневаться, что тебе это надо знать. Да и зачем бередить старые раны? — вздыхает. — А видишь, что произошло? Невинные люди пострадали. А ведь можно было избежать этих жертв, если бы вовремя всё сделали, — непросто ему слова даются, чувствуется это. — Я пытался с ним поговорить, но какой там. Он даже слушать меня не стал. Орал только: твой паршивец перешёл все границы, закопаю! В нём взыграли старые обиды. Никак не может мне простить, что я забрал себе его девушку, а тут ещё «мой паршивец» посягнул на его новую фаворитку… — разводит руки по сторонам.

— Он не знал, что мама ждала ребёнка?

— Нет, не знал. У него тогда были серьёзные проблемы с законом. Ему пришлось выбирать. И он выбрал свободу и жену, которая ему очень помогла. Я с женой его тогда договорился, она оставила маму твою в покое и мы сразу же поженились. Никто не знал, что ребёнок от него. Возможно, жена его догадывалась, но точно не знал никто. Макар был в бешенстве, когда узнал, что у нас родился сын. Он всегда считал, что она ему изменяла со мной, но это не так. Она никогда ему не изменяла. — Молчит задумчиво какое-то время прежде чем продолжить: — я его, в каком-то смысле, даже понимаю: для него это был вынужденный брак, жену свою он никогда не любил. Да и особа она, крайне неприятная, надо сказать. Там у него точно год за два идут. Но всё это не оправдывает его поступков, в его проблемах, никто не виноват. Можно было всё решить цивилизованно.

— А сын её? — вспомнил вдруг я. — Он то откуда взялся?

— Вот не знаю, — папа почесал затылок, взрыхлив пальцами свои всё ещё чёрные, с редкими седыми ниточками, волосы. — Думаю, что встретились они с Динарой всё-таки случайно на заправке. А вот потом, вполне возможно, что он её искал. Только зачем? Может понравилась она ему, а? — смотрит на меня и улыбается. — Но мы последим за этим — поднимает большой палец. — Не переживай. И не трогай его пока, я сам тут разберусь, если нужно будет.

Я киваю, соглашаюсь с ним.

— Слушай па…, - назвал его, как называл всегда и он широко заулыбался, — мне уехать нужно. Срочно. Пока мою Динару там без меня