Помилованные бедой - Эльмира Нетесова
Шрифт:
Интервал:
— Помню, Юрик! Как не помнить?
— Так вот мы его пять раз без передыху крутанули! Не то со спины, отовсюду пар повалил у моей молодежи. А мы рок-н-ролл завели! Да самый крутой — «Рок вокруг часов». И как дали жару! Моя Томка девочкой над моей головой летала и меж ног птицей выскакивала. Уж я ее покрутил в руках, тряхнул стариной. Да и соседи поддали жару, такие же, как мы, только учителя. Аж до потолка подбрасывали мы своих девчонок. Ну как в молодости!
— Юр! Иль забыл? Да я с тобой сколько раз рок отрывала. Помнишь, комсорг грозил нам не допустить к защите, называл аморальными, вульгарными. А мы прожили жизнь, в общем, нормальными людьми, спокойно людям в глаза смотрим, никто не говорит нам плохих слов ни в глаза, ни в спину.
— А за что? — удивился Бронников.
— Кстати, куда делся тот комсорг?
— Хрен его знает. Но сколько бывал на совещаниях, симпозиумах, не только не видел, но и не слышал о нем. Будто выпал из обоймы. Ну, добром его никто не вспоминал.
— По-моему, он был стукачом.
— Все возможно.
— Знаешь, а я тоже берегу пленки на бобинах с нашими студенческими песнями. Они и сегодня мне нужны, — тихо созналась Таисия Тимофеевна.
— Заводишь хоть изредка?
— Еще бы! Иногда даже подергаюсь, когда дома никого нет.
— Стыдишься?
— Пары нет… Сам знаешь, — опустила голову.
— Бедная наша девочка! — Бронников вспомнил яростный пожар в лесу, на тушение которого послали всех студентов. Не хватало лопат и топоров. Машины не успевали подвозить воду. Несносная жара сушила и слепила. Из леса выскакивало и выползало горящее полуживое зверье. Сколько его погибло, точно не знал никто. Да и до него ли было? Горело само небо над головами, вспыхивала под ногами земля. Смотреть, дышать больно. Многие теряли сознание и падали в огонь.
Кого-то успевали вытащить и спасти. Но не всех, не каждого. Люди не справлялись, пожар свирепствовал две недели, покуда уставшее небо не пролилось ливнем. Мигом погас огонь. Лишь обгорелые деревья да серая земля все еще дрожали от боли.
В том пожаре студенты недосчитались полутора десятков своих ребят. Средь них и Артема, парня, которого любила Таисия. Они встречались. Но их весна сгорела. Таисия сама нашла задохнувшегося парня. Спасти его было невозможно.
Много лет прошло с тех пор. Не все березы покрылись зеленью. Не у каждого зажила память. Таисия навсегда осталась одна…
Юрий Гаврилович был однокурсником Таисии Тимофеевны. Он все годы опекал ее, помогал, советовал, случалось — бранил за просчеты, но только один на один, чтоб не обидеть больнее того, что пережила. Главврач вытаскивал ее к себе домой на праздники, чтоб коллеге не было так одиноко. Он знал, у Таисии есть сестра, очень неудачно вышедшая замуж, и ее двое детей жили и росли у тетки, называли мамой. Но теперь они встали на ноги, завели свои семьи и очень редко вспоминают Таисию Тимофеевну. Только она не забывала их. Навещала, помогала из последнего, ни словом не напомнив и не попрекнув. Она нередко рассказывала о них как о своих кровных детях, забывая, что Юрий знает всю ее подноготную. Она любила их как мать. А что делать, если не на кого было больше потратить тепло, отмеренное самой жизнью…
— Тая, в эти выходные что собираешься делать? — спросил Бронников.
— Свои просили приехать с детьми побыть. Они в гости собираются. Путь отдохнут.
— А чего к бабке не отвезут? Пусть бы присмотрела.
— Да что с нее взять? Ничего не умеет.
— Мы с Томкой на дачу собираемся, хотели тебя с собой взять.
— Не могу, уже обещала…
Дача была единственной отдушиной Бронникова. Пусть маленькая, убогая, старая, но здесь хранились вещи и мебель, любимые еще с юности. Старая радиола с грудой пластинок. «Ригонда», Юрий Гаврилович долго копил на нее. Она и теперь служит верой и правдой. Закопченный до макушки чайник, который еще студентами брали в туристические походы. Разрисованный павлинами термос, этот выручал много раз. Его позже привезли на дачу. Дети сочли старомодным. И определили «на пенсию». Здесь были цветастые, лупоглазые занавески и ватники, старые спальные мешки, ставшие тесноватыми, ватные одеяла и резиновые подушки.
Старый хлам… Хранить его не было смысла, а и выкинуть жаль. С каждой вещью связывала память, уж очень своя, очень личная, дорогая… Вот как этот чайник. Тамара сняла его с треноги, закипевший. Стала наливать чай в кружки и… встретила взгляд Бронникова. Все поняла без слов. В этих спальных мешках они лежали рядом, говорили всю ночь. Соловьиные трели кружили голову. Та весна осталась с ними навсегда…
— Юрий Гаврилович! Вас какие-то пацаны спрашивают! — заглянул в двери завхоз.
— Психи? — спросил Бронников.
— Почти что сдвинутые!
— Это как?
— Альтернативщики! Семка с Ромкой! Так назвались. Можно им войти?
— Конечно! — отозвался Юрий Гаврилович и услышал:
— Эй вы! Салаги! Давайте гребите сюда!
В кабинет вошли два паренька. Худые до прозрачности, рослые, они робко переступили порог и стали у двери.
— Проходите поближе, не бойтесь, я не кусаюсь! — едва заметно усмехнулся Бронников и спросил: — Значит, сачкануть решили от армии?
— Вовсе не так! Мы не трусы. Нас никто такими не считает! — обиделся рыжий, коротко подстриженный парнишка и, стрельнув в главврача озорными зелеными глазами, продолжил: — Двое нас у мамки было — старший, Богдан, да я. Он на четыре года старше меня был. Еще в прошлом году должен был вернуться из армии, если б не убили его там. Солдат из части убежал. Наш вместе с другими пошел ловить. А беглец с автоматом. Когда припутали, стал отстреливаться и уложил нашего — первым. Потом еще одного. Ну и его достали. Всю очередь всадили.
А мамке плевать, что его убили. Ей Богдан нужен, да только не вернется он никогда. Мамка и теперь по нему плачет целыми днями. Нынче в доме я один за мужика. А кроме мамки, еще две сестры да больной отец. Он после Чернобыля в себя никак не придет. Все хуже ему. Вот и пошла мамка в военкомат. Просила, чтоб оставили меня, не забирали на службу, не то она не выдержит, сойдет с ума. Ведь вот трое мужиков было, теперь я один остаюсь, весь дом и хозяйство на мне. А и баб надо обуть и одеть. Если я из армии не вернусь, моим хоть в петлю головой суйся.
— Ты Семка, как понимаю? — спросил врач.
— Да! А он — Ромка! — указал на чернявого длинноволосого парня с косичкой.
— Ты тоже брата в армии потерял? — спросил его Юрий Гаврилович.
— Нет. Он баптист. У них в армию не ходят. Им верой запрещено брать в руки оружие, — ответил Семка за Ромку, тот кивнул согласно.
— Ладно, ребята, давайте документы, оформляем вас на работу. Одного не знаю, справитесь ли у нас?
— А вы не бойтесь. Стараться будем! — утешал Семка.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!